– Я лоза, дающая жизнь огню.

Они произносили слова литании, а Камбер двигался в недрах своего мозга по нехоженым путям. Ему редко приходилось забираться так глубоко, но предстояло дальнейшее погружение. Он почувствовал, как Эвайн нагнулась, взяла хрустальный шар, более не нужный, и спрятала его под рясой. Пальцы при этом продолжали сжимать пустоту, а руки – держать «шар» у груди, и Эвайн осторожно убрала их на колени. Отец, казалось, уже утратил способность реагировать.

– Я свет, идущий от звезд, – прошептала Эвайн, – и наполняющий чашу сознания. – Она оперлась руками о кресло и заглянула ему в глаза.

– Я сосуд, открывающий мою волю, – почти беззвучно прошелестел Камбер. – Я поворачиваю ключ, поджигаю лозу и.., наполняю.

Его глаза оставались открытыми, а мозг кое-как, но воспринимал происходившее вокруг, правда, теперь почти все поле зрения закрыла голубая ряса Эвайн. Он слышал ее ровное дыхание, но все остальные звуки казались очень отдаленными. Даже движения дочери казались совершенно беззвучными – шороха одежды Камбер уже не слышал.

Теперь ты стоишь на краю, – это заговорил мозг Эвайн. – Пусть все воспоминания вольются в тебя, оживи их. Каждое из них должно быть прочитано, принято и должно стать частью тебя. Давай же. Мы позаботимся о твоей безопасности.

Камбер вдохнул глубоко и свободно, потом медленно выдохнул, его сознание продолжало путь в самое себя, он догружался в еще неизведанное безмолвие. Уже не оставалось сил смотреть, веки задрожали, опустились и застыли, теперь о телесном мире Камберу напоминало только его дыхание, доносившееся как бы со стороны. Он не почувствовал, что Эвайн отняла руку от его лба, а прикосновение Риса перестал ощущать уже давно.

Надо идти… Надо идти…

Камбер, подчиненный естественному ходу вещей, почувствовал, как поток чужеродных воспоминаний накрывает его мозг. Часть его существа поразил страх, но другой частью он осознал, что не должен уклоняться. Отказываясь от защит и сопротивления, он расторг последние узы и дал этому случиться. В то же мгновение его сознание наполнилось роем чужих мыслей.

Солнечный свет. Тепло и пьянящий запах летнего поля. Глаза Алистера упивались зелеными, золотыми и розовыми оттенками летней растительности: высокой травой, тучной почвой и сотнями цветов. Под его босыми ногами расстилался ковер из полевых цветов – белых, розовых, лиловых. Подобрав свою синюю рясу, он переходил прохладный ручей по отшлифованным водой камням. Он был еще совсем молодым, таким его Камбер Мак-Рори никогда не знал. На целый час он отказался от своих занятий, чтобы насладиться радостями простой жизни.

Он зарылся в сочный клевер и лежал среди цветов, щекотавших уши, нотой сорвал один и начал высасывать сладкий сок из его стебля, наблюдая, как на лазурном небе меняются облачные фигуры. В поле его зрения попал кузнечик. Он лениво приподнял руку, чтобы насекомое заползло на его большой палец. Легкое щекотание лапок и усиков кузнечика, самые разнообразные оттенки цветов – все это было до боли прекрасно. Вдруг все оборвалось.

Теперь он был немного старше, недавно принявший сан священник помогал своим братьям убирать алтарь в Челттхэме. В луче прозрачного солнечного света плавали пылинки. Даже отбеленные ткани, которые он с братьями перетряхивал и укладывал на гладкий камень алтаря, пахли солнечным светом.

Натирая вырезанную из дуба статую Михаила, он вдыхал терпкий аромат кедрового масла. Он вдохнул знакомый запах, а выдохнув, оказался в темноте.

Какой ужас! Каким-то образом он понял, что лежит на кровати один в своей келье, но в то же время он боролся с кем-то или с чем-то, что душило его! Его ночной кошмар все сильнее сдавливал горло, мешая дышать. Он знал, что на руках его врага когти, способные вырвать и жизнь, и душу из него. Он метался, отчаянно пытаясь освободиться, проснуться, одолеть врага, спасти себе жизнь!

Неожиданно наступила темнота, и он больше не метался в постели, борясь за жизнь, хотя по-прежнему часто дышал.

Теперь он уже совсем взрослый человек, настоятель Ордена святого Михаила. В написанном его рукой листке имена возможных преемников. Список содержит десять имен.

Алистер – на коленях возле камина, подносит пергамент к огню, чувствуя, что Джебедия расположился рядом. Когда бумага занялась, он бросает ее в камин и поднимается, дружески опираясь на плечо Джебедия. Ему спокойно и уютно…

И немного не по себе. Перед ним на коленях стоит монах-послушник, молодой человек, одаренный чрезвычайно тонкой интуицией, необычной даже для дерини, за исключением немногих Целителей. В своем кресле настоятелю Алистеру легко вести себя, повинуясь внутреннему голосу. Он может придумать что-то такое, что может навсегда нейтрализовать таланты этого юноши, сделав его самым обычным монахом, похожим на десятки его товарищей. Юноша смотрел на него со слепым доверием, и Алистер знал, стоит ему только приказать, и тот охотно откажется от стремления возвысить свой талант.

Обеспечение правильного обучения в Ордене и направление этого таланта было делом куда более сложным, требовало большего времени и его личного участия. Отважится ли он принять подобное решение?

Вспышка. Снова перемена места и времени. Сейчас он рыцарь-новичок, принимающий свой освященный меч от давно умершего наставника. Еще один скачок, всего год назад. Он осматривает незначительные раны, полученные одним из его людей в бою в центральной башне, Синил, только что провозглашенный королем, смотрит на него в удивлении.

Теперь воспоминания приходили быстрее, они стали короче, но ярче. На мгновение появилась поляна в лесу, в равной степени знакомая Камберу и тому, в чьей памяти он пребывал, и он пропустил это воспоминание.

Камбер ощущал свое тело так же отчетливо, как и то, другое, чувствовал, как его легкие заполняются до половины, а сердце бьется в немыслимо медленном ритме. Он просто вручил себя заботам Риса. Перед глазами появилась следующая картина.

Он, еще совсем юный Алистер, упражняется с мечом, стараясь во время выпада подхватить с земли клочок бумаги. Молодым человеком, он вскакивает на крупного боевого коня и берет барьеры в открытом поле, за ним следуют еще пять всадников.

В ту же ночь он и еще один рыцарь скользят по вражескому лагерю, укрываясь в тени, и это вовсе не тренировка. Во рту появился сухой металлический привкус, его жертвой должен стать дерини, и жестокая радость наполнила тело, бесшумно крадущееся в ночи…

Он сидит у потайного ночного костра вместе с Джебедия и двумя другими рыцарями. В ноздри забивается приторно-сладкий запах подогретого вина. Ощущая покой и тишину ночи, он опирается о колено Джеба, задумчиво глядя на горящие поленья, постепенно превращающиеся в пепел. Все четверо говорят.

Внезапно его внимание было отвлечено от воспоминаний. Он почувствовал, как Рис старается загнать воздух в его легкие, а они сопротивляются.

В ушах стоял звон, в пальцах покалывало, Камбер чувствовал то, что казалось медленной, непрерывной барабанной дробью, уносившей его из грез Алистера. С трудом приподняв отяжелевшие веки, он понял, что стук исходил от двери и Йорам вопросительно переводил взгляд с него на Риса и дверь. Эвайн застыла возле мужа, раскрыв рот в удивленном «о». Рис, отстранившись, тревожно заглядывал в его глаза, желая убедиться, что его подопечный снова начал дышать.