— Почему? — спросила она испуганно.

Мужчина скрестил руки на груди.

— Его забрала «Скорая». В смирительной рубашке.

— Не понимаю.

— Он в больнице Лонгбру.

Незнакомец протиснулся мимо Дагмар, явно спеша завершить разговор. Женщина схватила его за руку, но он вырвался, бросив на нее презрительный взгляд.

— Уважаемый господин! Где находится эта больница? Мне нужно найти Германа, — умоляюще заглянула ему в глаза Дагмар.

Не удостаивая ее ответом, мужчина прошел в дом. Когда тяжелая дверь за ним захлопнулась, Дагмар рухнула на землю. Что ей теперь делать? Лаура зарыдала и потянула мать за одежду, пытаясь поднять ее на ноги. Та оттолкнула ребенка. Она что, не может оставить ее в покое и просто исчезнуть? Что будет с ними, если она, Дагмар, не получит Германа? Лаура была не только ее дочерью, а их обоих!

Хедстрём вбежал в участок и резко затормозил в приемной. Анника о чем-то думала и не сразу обнаружила его присутствие. А увидев вошедшего коллегу, улыбнулась и отвела взгляд.

— Мартин еще болен? — спросил Патрик.

— Да, — ответила женщина, не отрываясь от экрана.

Хедстрём недоуменно посмотрел на Аннику и пошел к выходу.

— Я отъеду по делам, — сказал он, выходя.

Краем глаза Патрик видел, что Анника открыла рот, но не успел расслышать ни слова. Он бросил взгляд на часы. Было около девяти утра. Рановато, конечно, чтобы вот так заявляться к людям домой, но ему было все равно. Через пару минут он остановил машину у дома Молина, но перед самой дверью заколебался. Может, Мартин вправду лежит больной в постели? Наверняка он оскорбится, что напарник приехал его проверять. Но интуиция подсказывала Хедстрёму, что это не так. Друг позвонил бы, даже если бы был болен.

Он нажал на кнопку звонка. Ждать ему пришлось долго. Патрик уже подумывал позвонить еще раз, но его остановила мысль о том, что квартира небольшая и ее обитатели не могли не услышать звонок. Наконец послышались шаги, а когда дверь открылась, Патрик испытал шок. Мартин, без всяких сомнений, был болен. Небритый, с растрепанными волосами, в одежде, от которой пахло потом, с потухшим взглядом… Хедстрём с трудом узнал коллегу.

— Это ты, — произнес он. — Можно войти?

Молин пожал плечами, пропуская его внутрь.

— Пия на работе? — спросил Патрик, оглядываясь по сторонам.

— Нет, — ответил его друг, остановившийся у окна в гостиной.

— Ты болен? — нахмурился Хедстрём.

— Я взял больничный. Анника не говорила? — язвительно спросил Мартин. — Но, может, тебе нужна справка? Ты приехал проверить, не вру ли я и не загораю ли на пляже?

И это говорил его напарник, самый спокойный и добродушный человек, кого Патрик знал! Никогда он не видел его таким, и это только усилило тревогу. Что-то явно было не так.

— Присядем! — предложил Хедстрём.

Вспышка гнева прошла так же внезапно, как и появилась. Взгляд Молина снова погас. Кивнув, он прошел в кухню вместе с гостем. Они присели за стол, и Патрик растерянно посмотрел на коллегу:

— Что произошло?

Повисла тишина.

— Пия умирает, — спустя минуту ответил Мартин и уставился в крышку стола.

Это звучало настолько невероятно, что Хедстрём решил, что плохо расслышал.

— Что ты имеешь в виду?

— Ее вчера положили в больницу. Нам повезло, что так быстро нашлось место.

— В больницу? Почему? — покачал головой Патрик.

Он же только на выходных столкнулся с Молинами, и тогда у них все было в порядке!

— Если не произойдет чуда, то остается только шесть месяцев. Так сказали врачи, — без всякого выражения сказал его друг.

— Шесть месяцев в больнице?

Мартин медленно поднял голову и посмотрел напарнику прямо в глаза. В его взгляде было столько боли, что Патрик вздрогнул.

— Ей осталось жить шесть месяцев. У Тувы больше не будет мамы.

— Но как? Когда вы узнали?.. — пробормотал Хедстрём.

Язык не слушался его. Чувства, которые он испытывал после такого известия, невозможно было выразить словами. Не нашлось слов и у Молина. Он упал головой на стол, зарыдал и затрясся всем телом. Патрик вскочил и обнял коллегу. Неизвестно, сколько они так простояли, но под конец Мартин успокоился и перестал вздрагивать.

— Где Тува? — спросил Хедстрём, не выпуская друга из объятий.

— У мамы Пии. Я не могу… не сейчас…

Он снова заплакал, но теперь слезы только тихо стекали по его щекам.

Патрик погладил его по спине:

— Поплачь.

Он не мог придумать ничего лучше этого клише. Да и что можно сказать в такой ситуации? Разве слова имеют какое-то значение? Скорее всего, его молодой друг вообще их сейчас не воспринимает.

— Ты что-нибудь ел? — спросил он на всякий случай.

Всхлипнув, его напарник вытер нос рукавом халата и покачал головой:

— Я не голоден.

— Не важно. Тебе нужно есть.

Патрик открыл дверцу холодильника. Тот был забит до краев, но вряд ли Мартин сейчас в состоянии съесть полноценный обед. Хедстрём достал масло, сыр и хлеб и сделал бутерброды. Больше в Мартина все равно не впихнуть. Подумав, сделал бутерброд и себе. Есть вдвоем всегда веселее, чем одному.

— Рассказывай! — велел он товарищу после того, как тот съел первый бутерброд и щеки его порозовели.

Запинаясь, Молин поведал ему, как узнал, что у Пии рак, и какой шок испытал, когда понял, что лечение, скорее всего, ей не поможет.

— Когда она вернется домой?

— На следующей неделе, наверное. Я точно не знаю. Я не…

Мартин стыдливо опустил глаза. Рука с бутербродом дрогнула.

— Ты с ними не говорил? Ты вообще навещал Пию в больнице?

Хедстрём попытался скрыть укоризну в голосе. Критика — последнее, что сейчас нужно его коллеге. Патрик чувствовал, что понимает его. Ему много раз доводилось видеть людей в состоянии шока. Те же скованные движения, тот же потухший взгляд.

— Я приготовлю чай, — сказал он, не дожидаясь ответа. — Или ты предпочитаешь кофе?

— Кофе! — ответил Мартин, усиленно жуя бутерброд. Видно было, что ему сложно глотать.

Патрик тут же подал ему стакан воды.

— На, запей. Кофе сейчас будет.

— Я не был у нее, — признался его друг.

— Неудивительно. У тебя шок, — отозвался Хедстрём.

— Я предал ее. Именно тогда, когда она больше всего во мне нуждается. И Туву. Я сдал ее на руки бабушке. — Чтобы не зарыдать, Мартин сделал глубокий вдох и продолжил: — Не понимаю, как Пия нашла в себе силы. Она звонила мне пару раз, волновалась за меня. Как такое может быть? Она проходит облучение, получает уколы и черт знает что еще. Ей больно и страшно, а она находит в себе силы беспокоиться обо мне!