Озерные воды кишат рыбой. Прежде всего, тут водятся крупные форели с удивительно вкусным мясом, окуни с большими плавниками и потом один вид странных, похожих на щуку рыб бархатисто-бурого цвета, без чешуи, с глазами меньше макового зерна. Но и эти глаза затянуты перепонкой, так что вначале мы думали, что эти существа вообще обходятся без органа зрения. Эти рыбы живут в темных подземных коридорах и лишь иногда выплывают на поверхность.

На севере озеро окаймляется узким плоским поясом травянистой земли. Непосредственно за травянистым поясом сразу и отвесно поднимается каменный обрыв, изборожденный глубокими ущельями.

Мы не остановились на берегу озера, но приготовились подниматься вверх по одному из ущелий. Плато, на которое мы должны были взойти, и вправо и влево, куда мог хватить глаз, поднималось приблизительно на высоту 80 метров.

Широкую область плоскогорья занимала волнообразная холмистая степь, поросшая травой. Стада птиц поднимались из травы.

Орда разбила стоянку. Женщины искусно поставили ширмы и вскоре отправились отыскивать при помощи двух палочек коренья. Мы также поставили палатку и подняли флаг, который, весело развеваясь по ветру, означал для троглодитов, что наше имущество «табу».

После короткого отдыха гак-ю-маки отправились на охоту. Взяв ружья, мы присоединились к ним.

Страна кишела дичью. Было что-то библейски величественное в этом спокойном крае, оживленном бесчисленными стадами.

С первого же взгляда было заметно, что рука цивилизованного человека никогда не распоряжалась здесь. Впрочем, такие же райские условия в положении животных господствовали когда-то на Миссури и в равнинах Трансвааля.

Тихо паслись разбросанные кучки карибу. На верхушках каменистых «друмлин» расположились мускусные быки, черные и лохматые, с острыми рогами. Троглодиты зовут этих быков «гук-мул».

Старые быки, стоя настраже на самом высоком месте холма, неподвижно, с наклоненной головой и кровью налитыми глазами, осматривали далекий горизонт. Они должны внимательно следить за многочисленными белыми волками, стаи которых бегают по краю. Вдали мы видели пасущихся мамонтов.

Вдруг земля загудела. Дикое стадо промчалось с ржаньем и топотом и моментально исчезло вдали между холмами. Это были дикие лошади «така», каких видел Пржевальский в степях Джунгарии. Маленькие, коренастые, большеголовые, с жесткой стоячей гривой, шерстью пепельного цвета, с тянущейся во всю длину спины черной полосой. Зимой у них шерсть бывает длинной и косматой. В тэнингенской пещере нарисована такая лошадь стародавним палеолетическим художником.

Стадо представляло великолепное зрелище, когда оно летело мимо нас. Жеребец, который вел его, бежал с опущенной головой и с развевающимся хвостом. Остальные лошади мчались за ним галопом. Они обежали наш лагерь широким полукругом и вдруг, как по приказу, остановились и спокойно рассматривали нас. А потом жеребец засопел, стригая ушами, затопал, – и табун унесся прочь.

Тут мы увидели, как артистически умоют обращаться гак-ю-маки с своим примитивным оружием и как ловко пользуются подходящим моментом. Они большие любители мяса диких лошадей, сладковатый вкус которого ценится ими выше всякого другого.

Троглодиты вложили в пращи камни. Ремни закружились и камни засвистели на полете.

Один жеребец и одна кобыла упали прежде, чем успели их унести быстрые ноги. Охотники бросились на упавших, проткнули им шейные артерии и с наслаждением большими глотками пили бившую фонтаном кровь.

Дикие лошади живут в Каманаке обыкновенно табунами, в пятнадцать штук, которых водит старый жеребец.

Так как они бегают к определенным водопоям в линию, одна лошадь за другой, то ими выбита в тундре целая сеть утоптанных тропинок. Зимой лошади собираются табунами, насчитывающими по несколько тысяч голов. Дикие лошади и мускусные быки – это единственная дичь, которая и зимой остается на плоскогорье. Остальные животные отправляются отсюда к югу, под охрану тайги.

У троглодитов при этой экспедиции дело шло прежде всего о шкурах оленьих телят. Поэтому, загоняя их в загородки, приготовляя для них ямы, они старались больше всего набить их, пуская в ход и стрелы, и копья, и пращи.

Но вскоре мы убедились, что олени в этой части сухой тундры сравнительно редки, и поэтому двинулись дальше на север. Степь перешла в тундру. Мох заменил собой траву. Местность получила беловатый оттенок оленьего моха.

Непрерывно одни за другими следовали пустынные холмы, овальные «друмлины» и продолговатые «камес», и опять стали встречаться ковры цветов, красных и фиолетовых, розовых и темно-синих. В защищенных местах решалась показаться на свет божий и карликовая верба.

Тысячи потоков перекрещивались между собой и соединяли во всех направлениях сеть синих озер, небольших водоемов, болот. Тучи комаров, поднимаясь над тундрой, были похожи на столбы дыма и делали пребывание здесь положительно невозможным. Мы защищались сетками против этой язвы.

В этих местах карибу были уже в громадном количестве. Но все же мы пробрались еще дальше, почти к 76° параллели, приблизительно на высоту мыса Иорка. Почва тундры была здесь, уже в нескольких футах от поверхности, вечно замерзшей. Бесконечные площади брусничника и черники давали убежище снежным куропаткам, и много медведей бродило кругом, насыщаясь сладкими ягодами.

За последним брусничником мы нашли еще лес. Да, тут были деревья, – но едва ли в фут вышиною. Узловатые, карликовые, с ползущим по земле стволом, деревья соединялись здесь в пучки, чтобы сохраниться от холода. Это целый лес вековых деревьев.

В этих широтах край переходил постепенно, но неуклонно в край тишины и смерти.

На фоне далекого туманного горизонта виднелась синевато-серая зубчатая стена. Над нею лежала белая полоса – отблеск материкового льда. Там была северная граница.

Саш, природа резко напомнила нам, что мы забрались слишком далеко.

Мы вернулись к лагерю. Там царило оживленное движение. Всюду можно было видеть женщин, занятых обработкой кож. Скребками они удаляли с них жир, разрезали их на полосы.

Отвратительный запах распространялся по табору. Вороны каркали, пируя на отбросах. Скрытые за холмами волки жалобно выли. И дым от сотен костров в тихом сумраке поднимался к небу голубоватыми столбами.

Фелисьен все это время утопал в блаженстве. Он почти не выпускал из рук ружья. Постоянно слышались его выстрелы. Еще никогда зверь этих тундр не чувствовал на себе действия современного оружия. Фелисьен все время был окружен толпой троглодитов, спокойно относивших в табор так легко достававшуюся добычу.

Из этой поры непрестанных охот вспоминаются мне два эпизода.

Группа охотников в десять человек, с которой я предпринял охотничью прогулку на северо-восточные бугры, выгнала стадо мускусных быков из оврага, где они паслись и отдыхали. Животные скачками, с удивительным искусством, взобрались наверх по крутой стороне оврага.