– Привет, - проговорила Эмма, прислонившись лбом к железным прутьям. Крепко зажмурившись, она старалась побороть слезы. - Тася была права. Я не признаюсь в этом никому, кроме тебя, Маньчжур, но Николаю наплевать на всех, кроме себя самого. А самое худшее, что он мне не лгал. Он бесчувственный мерзавец, но никогда и не притворялся иным.

Маньчжур подполз поближе и смотрел на нее, слегка склонив голову набок, словно обдумывая ее слова.

– Как теперь быть? - продолжала Эмма. - Николай хочет отделаться от Джейкоба, но я так не могу поступить. Несчастный малыш, без дома, без матери… Правда, я-то уж точно не гожусь в матери кому бы то ни было. Кроме того, я никогда не смогу глядеть на него, не думая о том, что он - незаконный сын Николая. Но ведь это мерзко… несправедливо. Если бы Джейкоб был зверенышем, я взяла бы его к себе, не задумываясь. Так неужто я не сделаю того же ради маленького мальчика? Он такой же отщепенец, Маньчжур, как я и ты. Наверное, во мне говорит чувство долга, которое Николай вовсе не испытывает.

Когда Эмма вернулась в дом, там царила тишина, нарушаемая лишь тоскливой мелодией русской песни, которую тихонько напевал лакей, нагруженный столовым свежевычищенным серебром. Он нес его, чтобы накрыть стол к обеду.

– Василий, - окликнула его Эмма, и лакей быстро обернулся.

– Что угодно вашей светлости?

– Где этот нынешний мальчик?

– Кажется, на кухне, ваша светлость.

Эмма пересекла холл и направилась на кухню. Так называлась совокупность помещений: кладовки, посудомойня, пекарня, столовая для слуг и собственно поварня - огромная, как сарай, с квадратным разделочным столом посредине. Посудомойки суетились, перемывая горы посуды, горшков и кастрюль, остальные трудились над выпечкой пирогов и печенья.

Эмма почувствовала укол неожиданной жалости, увидев тщедушную фигурку Джейкоба, прилепившуюся на уголке стола. Его короткие ножки болтались, не доставая до пола. Перед ним стояла нетронутая тарелка с тушеными овощами и запеченной в тесте бараниной. Качая ногой, он безучастно уставился на остывающее кушанье.

При неожиданном появлении Эммы повариха и кухонные девушки растерянно подняли головы.

– Ваша светлость! - воскликнула повариха. - Вы хотите что-нибудь из еды?

– Нет, спасибо, - вежливо ответила Эмма. - Пожалуйста, продолжайте свою работу. - Она приблизилась к столу и оперлась на него бедром, улыбнувшись, когда ребенок перевел взгляд на ее испачкавшееся платье.

– Не голоден? - небрежно поинтересовалась она. - Уверена, что эта еда отличается по вкусу от той, к которой ты привык. Почему бы тебе, Джейк, не попробовать эти пышные белые булочки? Они без начинки и очень мягкие.

Серьезные золотые глаза уставились прямо ей в зрачки. Он взял булочку, не помещавшуюся в его ручонке, и маленькие детские пальчики впились в свежий хлеб.

– Наверное, страшно было ехать в незнакомое место, где ты никого не знаешь? - продолжала Эмма, удовлетворенно наблюдая, как он откусил один кусочек булочки, потом другой. Он не выглядел истощенным. Кожа имела здоровый золотисто-розовый оттенок, зубы были белыми и крепкими. "Какой красивый ребенок!" - подумала она, отмечая про себя экзотический разлет темных бровей и густые пушистые ресницы.

Мальчик впервые заговорил, произнося слова по-деревенски:

– Не хочет он быть моим отцом.

Эмма попыталась быстро придумать какую-нибудь ложь, чтобы его утешить, но тут же решила, что лучше сказать правду, и негромко подтвердила:

– Кажется, не очень хочет. Но я собираюсь проследить, чтобы о тебе позаботились, Джейк. Мне бы хотелось стать твоим другом. Меня зовут Эмма.

Малыш замолчал, выковыривая кусочки мякиша и медленно отправляя их в рот.

Эмма с дружелюбным участием наблюдала за ним.

– Ты любишь животных, Джейк? У меня здесь зверинец, где я содержу старых и больных животных. Там есть лошади, обезьяна, волк, лис и даже тигр. Хочешь пойти со мной и посмотреть на них?

– Да. - Джейкоб положил на стол выеденную булочку и сполз со стула. С любопытством подняв на нее глаза, он заметил:

– Вы высокая.

Эмма рассмеялась и подмигнула ему:

– Я росла, росла и забыла остановиться.

Но мальчик не ответил ни на улыбку, ни на подмигивание. Он настороженно глядел на нее и молчал. "Какой невеселый ребенок, одинокий и недоверчивый, - подумала Эмма. - Совсем как его отец".

Джейкоб оказался необычным ребенком, сообразительным, но диковатым, полным каких-то невысказанных чувств. Казалось, он вовсе не нуждался в обществе других людей, хотя к Эмме относился с большей терпимостью, чем ко всем остальным. Ей стоило огромных усилий уговорить его присоединиться к одной из очередных бурных потасовок с Самсоном, но Джейкоб держался скованно и никак не мог включиться в игру. Он никогда не упоминал о матери или о деревне, где вырос, и Эмма решила отказаться от расспросов о его прошлом.

Шли дни, и у них выработался некий привычный распорядок. Эмма знала, что Джейкоб, проснувшись у себя в детской, сам оденется и придет под дверь ее покоев терпеливо дожидаться ее появления. Он завтракал с ней вместе в утренней столовой, помогал в зверинце, а днем терпел ее усилия выучить его верховой езде. Он следовал за ней как тень, хотя трудно было понять, нравится ли ему ее общество, или он просто решил, что у него нет выбора. Слуги не знали, как с ним обращаться, а Николай упорно его не замечал.

– Неужели так трудно хотя бы поговорить с Джейком? - решительно обратилась к нему однажды за ужином Эмма. Был тот редкий вечер, когда они оказались одни. - Прошло почти две недели с его появления. Разве ты не собираешься хоть каким-то образом признать его существование?

– Я собираюсь в течение ближайшей недели найти ему новое местожительство. Если до тех пор тебе нравится забавляться с ребенком, пожалуйста, делай это на здоровье.

– Что за местожительство?

– Семью, которая будет готова принять его за ежегодное вознаграждение, выплачиваемое до совершеннолетия.

Эмма опустила нож и вилку и с тревогой посмотрела на мужа.

– Но ведь Джейк будет знать, что эта семья приняла его только ради денег. Другие дети станут дразнить его… Он будет чужим.

– Он выживет.

Эмма упрямо вздернула подбородок.

– А если я не захочу отпустить Джейка?

– Что, собственно, ты хочешь сделать с мальчиком? Держать его здесь напоказ, в качестве доказательства моих прошлых грехов?

– Я бы никогда не стала использовать ребенка таким образом! - яростно возмутилась она.

– Совершенно верно. Тебе не представится такой возможности, потому что он отсюда уедет.

Жгучие слова упрека трепетали у нее на языке, но Эмме удалось сдержаться. Снова взяв вилку, она стала ковырять капустное суфле, лежавшее перед ней на тарелке.