К тому времени, когда Илий закончил отвечать на вопросы, он успел вкратце изложить историю народа Израиля, включая избавление от египетского рабства и получение Закона на горе Синай.

На столе произошла перемена блюд, вторая чаша была выпита, посте чего последовало очередное ритуальное омовение рук. Принести две пресные лепешки, которые следовало обмакивать в харосет.

Прежде чем обмакнуть свой кусочек, Натан торжественно провозгласил:

— Сие есть хлеб горести, какую отцы наши вкушали в земле Египетской.

Затем подали барашка, главное блюдо праздника. Исключительно сочное, в меру прожаренное мясо удостоилось всеобщей похвалы.

Третью и четвертую чаши вина выпили в полном соответствии с ритуалом, под воодушевленное пение гимнов об исходе Израиля из Египта и обретении народом избранным Земли обетованной.

Особая, самая красивая чаша была наполнена вином для пророка Илии.

«Представляю себе, — думала, глядя на нее, Мария, — каково было бы всем нам, явись вдруг сюда Илия во славе своей, чтобы выпить это вино. Но, с другой стороны, разве я собственными глазами не видела на своей кухне Рахиль и Валлу? А раз так, то почему бы не явиться и Илии?»

— За Илию! — неожиданно произнес Натан, словно прочтя ее мысли. — Почему бы ему не появиться снова?

— А мы узнали бы его? — спросил Иоиль. — Ведь он, наверное, выглядел бы иначе, чем когда поражал громами Ахава и Иезавель.

— Конечно узнали бы, — заверил его благочестивый брат Марии. — И оказали бы ему самый радушный прием.

— А давно он умер? — простодушно спросил Иамлех.

— Он жил более восьмисот лет тому назад, — ответила Дина, — Но пророк Илия не умер. Нет, его забрали на небо в огненной колеснице.

— А что, кто-нибудь видел, как он туда поднимался? — недоверчиво осведомился мальчик.

— Конечно, — сказала Ноема. — Свидетелями этого чуда было множество народу. Вот почему мы ждем его возвращения. Кроме пророка Илии только один человек удостоился вознесения на небо живым — пророк Енох.

— Тогда почему бы нам не подождать и его? — поинтересовался Идбаш.

— Мы мало о нем знаем, — призналась Ноема, — Об Илии известно гораздо больше, а люди жаждут возвращения того, кого знают не только по имени, но и по благим деяниям. Или — как в случае с приходом Мессии — мы не знаем его самого, но знаем, чего от него ждать.

Иамлех хмыкнул и призадумался. Пока внимание детей было обращено к Ноеме, сидевший на другом конце стола, Натан быстро осушил чашу и поставил на место.

— Смотри! Илия только что был здесь, пока вы повернули головы в другую сторону! — воскликнул он.

Иамлех был сбит с толку и раздосадован. Не то чтобы в свои восемь лет он безоговорочно поверил сказанному, но все же…

— В следующем году, Иамлех, придется тебе следить за чашей повнимательнее, — улыбнулся ему дед.

Когда гости разошлись, Мария с Иоилем остались сидеть у разоренного стола с ощущением глубокого удовлетворения, какое всегда приходит после удачно проведенного вечера.

— Все-таки нет ничего приятнее, чем, приняв родных и близких, остаться потом дома с чувством исполненного долга, — промолвил Иоиль, подходя к жене и обнимая ее.

— Это правда, — согласилась Мария, действительно гордившаяся тем, как прошел пасхальный ужин.

Ей нравилось выступать в качестве хозяйки и принимать по праздникам гостей.

— Я ведь не раз говорил тебе, какая ты замечательная жена? — промолвил Иоиль. — И не только из-за пасхального ужина.

— Да.

Иоиль, в отличие от многих мужей, действительно не скупился на доброе слово. При мысли об этом она ощутила болезненный укол, подумав, что не стоит такого заботливого мужа, который лишь зря растрачивает на нее свою любовь и преданность. Бесплодие тяготило Марию: оно было несчастьем для мужа и позором для нее самой. Однако говорить об этом вслух она благоразумно не стала.

Потом руки супругов соединились, и они отправились в постель.

Весна в Галилее самая пышная во всем Израиле. Да, пустыни Негев и Иудеи, возможно, тоже расцветают на свой лад, но мимолетно и скудно, и на прибрежных равнинах раскрываются кое-какие бутоны, но всему этому далеко до того буйства растительности, что случается по весне в Галилее. Луга, сады, рощи — все блистает многообразием красок на фоне изумрудной свежей травы и листьев. Первыми распускаются белые бутоны миндаля, а там уж вступают в соперничество между собой остальные цветущие растения: красные анемоны и маки, пурпурные гиацинты и ирисы, желтые лютики и бархатцы, а в укромных местах еще и ослепительно белые лилии. Из Магдалы весь овал озера казался светящимся, словно усеянным россыпью драгоценных камней, и люди всякий раз, когда предоставлялась возможность, украдкой бросали свои городские дела, чтобы побродить по полям и холмам.

Мария не составляла исключения; она гуляла в одиночку по цветущим холмам, то и дело усаживаясь на травянистые склоны, и, когда глядела оттуда вниз, на голубую гладь озера, привычное отчаяние на какое-то время отпускало ее.

«А может быть, я просто начала смиряться с неизбежностью?» — думалось ей.

Над головой пролетали ястребы, а еще выше, медленно описывая в теплом воздухе огромные круги, парили стервятники. Неожиданно Мария почувствовала, что ее одолевает странная сонливость, словно кто-то дал ей волшебное снадобье. Глаза ее закрылись, и небо с ястребами и стервятниками исчезло.

Когда женщина проснулась, слабая и дрожащая, было почти темно. С трудом приподнявшись на трясущемся локте, Мария растерянно огляделась — что случилось? Ее обдувало ветром, над озером уже зажглась первая вечерняя звезда.

Пошатываясь, она поднялась на ноги, понимая, что ей придется поспешить: ведь когда настанет полная темнота, она не сможет видеть тропу. Все еще плохо соображая, что к чему, Мария поплелась в нужном направлении, и лишь по приближении к дому мысли ее прояснились.

В следующие несколько недель приступы странной сонливости накатывали на нее несколько раз, порой в самое неподходящее время. А следом появились и другие непонятные симптомы: ощущение тяжести в желудке, слабость в ногах, пощипывание в руках. Лекаря, пользовавшего их семью, это озадачило, но вот старая повивальная бабка, услышав, на что жалуется Мария, мигом определила причину.

— Ты беременна, — заявила старуха, удивляясь тупости тех, кто не замечает очевидного. — Чтобы понять это, вовсе не надо быть ученым лекарем.

Мария, однако, ей не поверила. Просто не могла поверить, потому что собственное бесплодие уже давно воспринималось ею как непреложный факт.

— Неужели ты не рада? — Старая женщина заглянула ей в лицо.

— Конечно рада, — отстраненно ответила Мария, все еще не принимая случившееся всерьез.