– Мы погибли! – сказала вдруг миссис Ньюкомб каким-то чужим, низким, срывающимся голосом и зарыдала.

Севастополь, Крым

Даниил со связанными за спиной руками стоял у решетки, кованые прутья которой рассекали голубое небо. Заживающая рана на плече причиняла ему сильную боль. Серб поднял голову и горько улыбнулся. Вот он опять оказался в тюрьме, только теперь не турецкой, а русской.

За его спиной лязгнула дверь, мелькнул штык егеря. Даниил развернулся на звук шагов.

Кухаренко на ходу вынул кинжал, взял могучей рукой Даниила за здоровое плечо, развернул к себе спиной и срезал веревку с его рук.

После этого он повернул Даниила к себе, обнял его и сказал:

– Прости Христа ради! По горячке сунул тебя в мешок! На себя обиделся, а тебя обидел! Понимаешь?

– Да, понимаю.

Кухаренко пнул ногой в сторону веревки, упавшей на пол, и начал расхаживать по камере.

– Голуби мои только у черкеса были. Двух я недосчитался после монгольфьера. Али вез Григорию мое сообщение, но не знал об этом. Оно на голубке было! Англичане его к нам подослали? Тогда что же было на «Таифе»? Может, Григорий Яковлевич решил без моей помощи справиться и время поменял? Глупо это! Совсем не похоже на него! Он и подтверждение прислал! Я ему указал полночь! – проговорил он.

– Надо знать, что и как там было, – сказал Даниил.

– Где?

– На батарее Святой Марии.

– Хорошо бы, да как? Живы они или нет? Хоть это узнать бы! Да что мы тут стоим-то? Пошли!

Блиндажи на бастионе светились, как киевские пещеры. Это сходство еще больше подчеркивали свечи, горевшие около икон, привешенных к столбам, стоявшим на выходе из подземных помещений.

У пушки, выкаченной к амбразуре, дежурили два матроса. У другой, поодаль, тоже чернели тени. Вспыхнула, высыпав искры, трубочка. Осветилось лицо моряка, посеченное осколками камней и задубелое на ветрах.

Небо над бастионом рассек жеребец. Так защитники Севастополя называли французские бомбы. Их запальная трубка чертила за собой в черной вышине пучок искр, похожий на гриву коня.

– Жеребец пошел. Эй, Петро, не видать у вас чего? – продолжая раскуривать трубку, спросил матрос.

– Да вроде на траверсе шевелятся эти гады, – донесся из темноты голос Петра.

– Кинь им световую. Братцы, сейчас пощиплем их рабочую команду. Картечь заряжай!

– Да где они есть? – спросил канонир, стоявший у первой пушки.

В стороне от орудий, у блиндажа, спокойно раздевался Даниил и складывал одежду в мешок. Оставшись в штанах и рубахе, он засунул за пояс кривой нож и револьвер, взял с земли большой мучной мешок. В нем были сделаны прорези для головы, рук и ног. Серб подпоясался поверху ремнем и стал мазать землей лицо.

Перед лафетом дальней пушки прямо на земле, на небольшой салфетке лежали хлеб и сыр, рядом стояли два походных стаканчика. Один уже был наполнен, в другой Павел Степанович доливал красное вино из глиняной баклажки. Лицо его товарища было скрыто в тени.

– Да уж, тут одно что-нибудь. Или покойник, или полковник, – проговорил Павел Степанович. – Третьего дня зашел в блиндаж, сел около дверей погреться и забылся. Тут голос от места, где стоял образ, позвал меня по имени-отчеству. Вот я и проснулся. – Павел Степанович немного помолчал, взял в руки стаканчик и продолжил: – Встал я, подошел к тому месту, откуда меня звали, а там одни моряки вповалку спят. В ту же минуту на порог, где я только что сидел, шлепается бомба пятипудовая. Дверь вылетела, двух моряков на нарах вдребезги разнесло! А меня только землица осыпала.

– А помните, после штурма шестого июня они в поле, как маки, лежали, – донесся голос из темноты.

Даниил прошел мимо Павла Степановича, влез на бруствер, и тут прямо рядом с ним вдруг ахнула пушка. Он скатился обратно внутрь, потирая ухо. За бруствер ушел осветительный снаряд, и по бойницам ровной стеной прошли темные тени.

– Вон они, нехристи! – закричал канонир, показывая рукой куда-то вдаль.

Свет там, куда упал снаряд, погас, но сразу раздался еще один выстрел из пушки. Гул еще не окончательно стих, когда к нему добавился звон картечи по лопатам рабочей команды. Раздались вопли и французская ругань раненых.

– Ага, картошка пошла! Невкусно? – прокричал им канонир. – Сейчас и добавки получите!

Даниил перемахнул через бруствер и уполз в сторону вражеских траншей.

Едва он скрылся за бруствером, как двое солдат катнули в блиндаж бомбу с подожженной трубкой.

– Берегись! – истошно заорал один из них.

После паузы, необходимой для того чтобы проснуться, из блиндажа как зайцы повыскакивали полуголые моряки. Они сбивали друг друга с ног, разлетались в разные стороны, падали за неровности земли, лафеты пушек и иные укрытия.

– Братцы, да она пустая! – заявил один из этих шутников и расхохотался.

Через мгновение смех покатился по всему бастиону. Только один матрос схватил банник и молча бросился за солдатами, которые со всей мочи рванули к выходу из бастиона.

– Эй, Матюшкин, ты там опять чудишь? Вот я тебя! А если сердце от твоих шуток выпрыгнет, шут ты гороховый?! – прокричал в темноту Павел Степанович.

2Штольни между Балаклавой и Севастополем, Крым

Штольни были пропитаны страхом. Английские факельщики обшаривали бесконечные коридоры, жались к стенам и держали оружие на изготовку.

Свет факелов лип к стенам, но едва достигал сводов. Верхние и нижние галереи иногда смыкались, в другой раз соединялись глубокими провалами, повисали одна над другой.

С десяток англичан прошли вперед, не заметив, что прямо над их головой в одном из таких проемов стоял Кравченко. Он высек огонь и поджег фитиль, выходящий из какого-то небольшого тюка, перевязанного веревками. Пластун соскользнул вниз, раскрутил его над головой и кинул далеко вперед, в спины англичанам. Взрыв покатился по галерее, смешиваясь с проклятиями и криками.

Колонна ползла по центральному коридору очень медленно. Над головами первых рядов промелькнули какие-то тени. За воротники и фалды красных мундиров зацепились большие рыболовные крючки. На них повисли горящие пакеты, свернутые из промасленной ткани. Вернигора и Чиж в кромешной темноте раскручивали над головами новые снаряды.

Англичане старались сорвать их, но не успевали. Взрывы один за другим выплескивали горящее масло на руки и лица. По земле, стараясь сбить пламя, уже катались люди, сшибали с ног тех, кто уцелел.

Револьверы были прикреплены к рукам Били ремешками. Левый – короткий, правый – длиннее. За ним шел Кравченко. Есаул выпал из-за угла коридора, а Кравченко сделал зашаг, и двадцать четыре револьверных пули ушли во фланг колонны. Она развалилась. Англичане бросились в разные стороны и попали под атаку Али с противоположной стороны. Его пистолет-кинжал сразил еще двоих. Из темноты в коридор откуда-то сверху спрыгнули Чиж и Вернигора, выстрел которого достал солдата, пытавшегося спрятаться за углом.