Во многих местах, в частности, возле снесенного храма, восстановление которого было немедленно начато, Сесострис повелел закопать черепки из красной глины, на которых были написаны тексты, устрашающие темные силы и ханаан. Если они еще раз нарушат мир, то будут прокляты.

А царь все время задавался вопросом: кто этот Провозвестник — просто сумасшедший, жаждущий власти, или он действительно представляет реальную опасность?

Теперь Провозвестник знал.

Сесострис не был из тех вялых и нерешительных монархов, которые позволяли событиям руководить собой и не знали, какое принять решение. Этот фараон не отступал перед применением силы, и с его стороны не приходится рассчитывать на трусость.

Борьба за конечную победу будет от этого еще более ожесточенной. Но воевать фронтальным способом представлялось невозможным. Даже объединившись, что, впрочем, было весьма маловероятно в ближайшем будущем, ханаанские и бедуинские племена не смогут дать числа солдат, достаточного для противостояния Сесострису.

Стало быть, единственным приемлемым способом борьбы является терроризм.

Сея страх в египетском обществе, направляя на него ненависть недовольных, бунтарей и разрушителей всех мастей, Провозвестнику в конце концов удастся отравить его существование и подорвать равновесие.

Кривая Глотка и его бойцы ушли на юг еще до того, когда египетские солдаты выставили оцепление. Провозвестник, Бешеный и еще трое опытных мужчин выбрали тропинку, идущую на восток. Она была очень извилистой и петляла между холмами, выжженными солнцем.

— Куда мы идем? — спросил Шаб, которому не нравилась идея нового броска через пустыню.

— Обращать бедуинские племена. Затем мы соединимся с Кривой Глоткой.

На закате маленькая группа остановилась на дне балки. Провозвестник поднялся на вершину холма, чтобы уточнить маршрут, который следовало выбрать.

— Не двигайся, — приказал грубоватый голос. — Если попытаешься бежать, тебя убьют.

Человек двадцать стражников пустыни со своими собаками.

Вооруженные луками и дубинками, они, казалось, возникли из ниоткуда.

Даже используя свои возможности, Провозвестнику не удалось бы уложить такое количество воинственных мужчин и особенно огромных овчарок, которые вовсе не боятся демонов пустыни.

— Ты один?

— Да, один, — ответил Провозвестник голосом, достаточно громким, чтобы его спутники могли его слышать. — И, как видите, у меня нет никакого оружия. Я простой бедуин и ищу своих коз, которые убежали.

— Ты случайно идешь не из Сихема?

— Нет, я живу здесь, вдали от города, со своим стадом. Иду продавать сыр и молоко.

— Хорошо, иди за нами. Мы проверим все это.

Стражник связал запястья Провозвестника крепкой веревкой. Вторую он провел вокруг шеи пленника, чтобы тянуть его, как упирающееся животное.

— Никого больше не видно? — спросил начальник подразделения.

— Нашли только этого, — ответил один из его солдат.

Госпожа Текхат сделала Икеру подарок: оплатила ему дорогу на корабле до Кхемену, «города Великой Восьмерки»[20]— столицы провинции Зайца. Когда Икер смотрел на реку, величественное течение которой его завораживало, он почувствовал на себе чей-то настойчивый взгляд.

Обернувшись, он обнаружил высокого и худощавого мужчину с властным взглядом глубоких глаз.

— Ты выходишь в Кхемену, — спросил он сухо, — или ты продолжаешь плыть дальше, к югу?

— Почему я должен вам отвечать?

— Потому что ты находишься на моей территории.

— Вы — правитель этой провинции?

— Я его правая рука, генерал Сепи. И слежу за тем, чтобы соблюдались наши законы. Любой чужак в неопределенном положении тут же выдворяется. Ты должен либо открыть свои намерения, либо убираться.

— Меня зовут Икер, я еду из провинции Орикса с рекомендацией от госпожи Текхат, чтобы просить разрешения продолжить у вас свое обучение и стать писцом.

— Госпожа Текхат... Разве она не умерла?

— Она жива-живехонька, уверяю вас!

— Опиши ее мне.

— Икер выполнил просьбу генерала.

Лицо старого Сепи осталось таким же непроницаемым.

— Рекомендация... Покажи-ка ее.

— Она адресована лично господину Джехути и никому другому!

— Однако ты норовистый парень! За тобой есть какие-нибудь провинности?

— Я научился с недоверием относиться к незнакомым. Что мне докажет, что вы являетесь тем самым генералом?

— Норовистый и недоверчивый... Что ж, это скорее положительные качества.

Корабль уже приставал к берегу.

Человек двадцать солдат сортировали пассажиров, которые был подвергнуты долгому допросу. Старший по чину вытянулся перед Сепи и приветствовал его.

— Счастлив видеть вас, мой генерал. Не осмеливаюсь спросить, как...

— Моя мать умерла. Мне повезло, что я оказался рядом с ней в ее последние мгновения и смог руководить похоронами. Она была справедливой женщиной, и я знаю, что суд Осириса окончится для нее благоприятно.

Икер не осмеливался отойти.

— Этот мальчик с вами, мой генерал?

— Я везу его в столицу. Погрузи свои вещи на спину осла, Икер.

Ученик писца повиновался. Животное совсем не рисковало надорваться.

Генерал Сепи шел бодрым шагом.

— Если ты происходишь из провинции Орикса, то почему покидаешь ее?

— Господин Хнум-Хотеп не нуждается в новых писцах. А родился я в Медамуде.

— В Медамуде, правда?

— Правда.

— А почему так далеко уехал от своей семьи?

— Я сирота. Старый писец, который учил меня, умер.

— И ты попытал счастья в провинции Орикса... По какой причине?

— Случайность.

— Случайность, — повторил скептически генерал. — Не ищешь ли ты случайно кого-либо?

— Я приехал сюда исключительно для того, чтобы стать писцом.

— Ты кажешься мне таким решительным, что воодушевлять тебя должен какой-то особый огонь. То, что ты не говоришь мне сразу всей правды, я понимаю. Но если ты хочешь сделать карьеру в этой провинции, придется объясниться.

— Когда я смогу увидеть господина Джехути?