За ту пару месяцев, что Вадик не жил дома, Маша нехотя стряпала себе одной, переживала и поэтому сильно похудела. Врач, которая Машу наблюдала, сказала, что вообще это неплохо – сердцу ее больному легче. Маша рванулась было поведать врачу о своих родительских невзгодах, но та довольно невежливо оборвала ее, сказав, что, главное, сын не пьет и работает, а остальное образуется. Маша подосадовала – никто не понимает, что это не самое худшее. А вот лучше пил бы, ну как-то умеренно, но жил бы дома.

Так что, готовясь к решительному броску на Феоктистову, Маша пересмотрела свои юбки-кофты – не идти же к этой лахудре крашеной абы в чем? Та-то вон как одета!.. Но старые одежки висели на Маше как на огородном пугале, и ей пришлось из своих небольших доходов прикупить что-то новое. Благо торговки-мешочницы стали приносить свой товар прямо к их сельпо и не надо было тащиться на дикий рынок в город. Он, как пестрая плесень, расползся чуть ли не на половину городского центра, и в свое время Маша, проезжая мимо на дежурство, злорадно представляла, что где-то здесь толчется оставшаяся без работы Володькина «жена» – покупателей поджидает. Но Маша туда не пойдет и у нее ничего не купит!

День для визита в цветочный магазин Маша выбирала долго и решила, что пойдет туда утром в пятницу. Наверняка Феоктистова там – тоже торгует. Как же Маша, рабочий человек, презирала торгашек! Спекулянтки все, воровки… И надо ж, как Маша угадала своей неприязнью… Обе ее разлучницы – в конечном деле торгашки!

День выдался хороший, солнечный, хоть и ветреный. Такой ветерок свеженький!.. Маша почувствовала необыкновенную бодрость – словно помолодела, окрепла. Уж она за сы´ночку своего повоюет!

Маша подъехала к магазину часов в десять. На дверях магазинчика была табличка «Открыто», и Маша решительно толкнула дверь.

Народу там не было, а магазин был заставлен пластмассовыми ведерками с розами и гвоздиками и такими цветами, названия которых Маша даже не знала. За высоким полукруглым прилавком стояла какая-то молоденькая девчонка с распущенными белыми волосами, но Феоктистовой в зале не было. Девчонка что-то делала с кусками прозрачной бумаги, но потом подняла на Машу глаза.

– Вы что-то хотели, женщина?

– А… Феоктистова Галина… где?

– У себя она, – недоуменно пожала плечами беловолосая.

«Что это за новости – «у себя»?» – чуть было не фыркнула вслух Маша.

– А позвать ее можно?

– А вы кто?

«Дед Пихто!» – рявкнула про себя Маша, но решила приберечь раж для разговора с Галькой.

– Феоктистову позови мне, быстро, – прошипела Маша, едва сдерживаясь.

– А почему вы со мной так разговариваете? – захлопала черными от туши ресницами девчонка и наконец отложила ножницы.

– Как хочу, так и разговариваю! – крикнула Маша. – Гальку свою поганую зови, ты, сыкуха!

Маша, сжав кулаки, тараном пошла на девчонку, словно она и была Феоктистовой. Да уж и как-то все равно Маше стало… эта ли, Феоктистова…

Девчонка разинув рот, густо – прямо комками, вымазанный малиновой помадой, попятилась, хоть и была отгорожена от Маши прилавком.

– Что здесь происходит? – послышалось откуда-то сбоку.

– Галина Константиновна, тут какая-то сумасшедшая вас спрашивает!

– Ага, вот ты где! – развернулась Маша.

«Это тебя-то, шалаву бесстыжую, по отчеству зовут, да?»

– Вы что здесь безобразничаете? Вы кто вообще?!

– А то ты не видишь?! – остановилась руки в боки Маша.

Феоктистова поспешно выходила из коридорчика в глубине зала. Она была в черном костюме – как порядочная. Маша на хороший, солидный костюм так себе и не заработала, да и фигура не позволяла. А вот она может… Обтянулась-то как, срам один, срам! Приходите свататься, я не стану прятаться!

– … Нет, не вижу, – сухо произнесла Феоктистова, останавливаясь посередине зала. – И не понимаю, почему вы себя так ведете. – Брови у Феоктистовой сошлись на переносице.

«Что – притворяешься, будто не узнала меня, да?!»

– Это как я себя веду?! Ты-то как себя ведешь?! А?!

Маша, слегка изменив направление, двинулась, ускоряя шаг, уже на Феоктистову. То, что она собиралась говорить, а не нападать, Маша как-то сразу, увидев врагиню, позабыла. Да и что с ней, шалавой, говорить-то! Вот Маша ей сейчас покажет!..

– Света!.. – Феоктистова сделала какой-то непонятный жест девчонке.

Что сделала в ответ малиновогубая Света, Маша не видела, потому что шла прямиком на ненавистную разлучницу, раскидывая с дороги вазы с цветами. Те падали, извергая воду, а бесстыжие зеленые глаза Феоктистовой по мере Машиного приближения расширялись, и она шажок за шажком отступала в коридорчик.

– От Вадика моего отстань, ты, проститутка! От Вадика моего отстань!!! – все больше закипала Маша, надвигаясь на Феоктистову с поднятыми кулаками.

– Какого еще Вадика! – брезгливо сморщилась Феоктистова.

– А то ты не знаешь!.. Отстань! Не доводи до греха!

Еще пару шагов, и Маша вцепилась бы Феоктистовой в волосы, но та юркнула в дверь, которую Маша в этом своем состоянии просто не заметила. Дверь захлопнулась перед самым Машиным носом, и Маша принялась колотить в нее, вопя:

– Отстань от моего сыночки, злыдня! Искалечу!

И разнесла бы Маша эту фанерную дверку, ей-богу, добралась бы до ненавистной Феоктистовой, но кто-то, подкравшись сзади, стал заламывать Маше руки за спину, волочь вон из магазина, а она, покрывая этих извергов диким матом, вырывалась и пинала то ли в чьи-то ноги, то ли в цветочные вазы…

– Мам, ты хоть понимаешь, что натворила? – спрашивал Вадик, пытаясь заглянуть ей в лицо. – Ты знаешь, сколько мне за тебя ментам заплатить пришлось, чтобы они тебя отпустили и дело не заводили? А за погром сколько заплатить придется?

– Это Гальке-то твоей? – чуть презрительно дернула плечом Маша, украдкой взглянув на сына.

Лицо у него было словно помято, на щеках горели красные пятна. Сердится…

– Не Гальке, а хозяину магазина… Галя там человек маленький. Еще бы штраф за хулиганку выписали! Это в твоем-то возрасте, а? Позорище, ну срамота полная…

Вадик встал и принялся ходить по их кухоньке, глядя куда-то в потолок.

– Даже у нас на Выселках такого не бывало – чтоб старухи в милицию за драку попадали. Все было – а такого, кажись, не было…

– Это все из-за тебя, – горестно вздохнула Маша. – Из-за тебя, сынок!..

– Нет уж! – рубанул он ладонью воздух. – Я тебя этого не просил! Все, пошел… – Вадик подхватил спортивную сумку и намерился уйти.

– А как же я? – встрепенулась Маша. – Вдруг мне плохо станет, с сердцем или там… Сынок, а? Не уходи! Как же я-то? Вот помру я здесь, и никто не узнает…