Речь вот о чем: в самом начале XVIII века к королю Фридриху I явился некий прусский дворянин, заявивший, что знает секрет трансмутации металлов и хочет убедить в этом государя. Тот с легкостью согласился и потребовал совершить проекцию незамедлительно. Дворянин использовал порошок, данный ему Ласкарисом, и на глазах восхищенного короля произвел трансмутацию одного фунта свинца в золото. К несчастью, этот легкий успех вскружил ему голову: повторив ошибку своих предшественников, он заверил монарха, что сам является адептом и вполне способен создать философский камень. Он надеялся сделать карьеру при дворе, совершив еще несколько проекций при помощи оставшегося порошка. Однако Фридриху I нужно было совершенно другое, и он приказал изготовить, «в интересах государства», большое количество порошка, дабы пополнить оскудевшую казну. Дворянин принялся за работу, но ничего не достиг, поскольку не был адептом. В свое время, желая произвести впечатление на короля, он «давал голову на отсечение», что действительно обладает знаменитой тайной, – Фридрих истолковал неудачную фразу своего подданного буквально, распорядившись обезглавить его. Чтобы придать этой слишком уж скорой казни видимость законности, раскопали старое дело о дуэли, в ходе которой дворянин убил своего противника, но подобные уловки никого не ввели в заблуждение: все знали истинную причину казни и лишний раз убедились в том, что алчность всегда присуща правителям королевства.

В 1701 году Ласкарис был в Берлине и нашел там человека, которому суждено было стать первым его учеником. Заболев или притворившись, что болен, адепт послал слугу к аптекарю за лекарствами. Аптекарь, мэтр Цорн, не счел нужным заниматься этим делом и поручил его одному из своих помощников – Иоганну Фридриху Беттгеру[62], которому было тогда девятнадцать лет.

Внимательный и усердный юноша очень понравился Ласкарису, чья мнимая болезнь мгновенно исчезла. Он стал беседовать с молодым Иоганном Фридрихом о столь дорогом его сердцу герметическом искусстве и с удивлением обнаружил, что помощник аптекаря страстно увлечен алхимией, помнит наизусть все труды Василия Валентина и пытался уже применить познания свои на практике. Беттгер признался, что никому об этом не рассказывает, поскольку в эту эпоху, как и во многие другие, люди считают безумцами всех, кто увлекается подобными исследованиями. Тогда Ласкарис открыл ему, что он сам является адептом, и дал несколько советов. А перед тем как покинуть город, вручил ему в знак дружбы две унции порошка проекции. Он разрешил использовать этот порошок при соблюдении трех условий: никому не говорить, каким образом порошок был получен; применять его только для демонстрации опыта, но не в целях наживы; осуществить первую трансмутацию лишь по прошествии значительного времени после отъезда адепта. На прощание Ласкарис сказал Беттгеру:

– Знайте, результат будет таков, что в Берлине никто больше не осмелится обзывать алхимиков сумасшедшими.

Молодой человек с большим нетерпением ждал, когда окончится назначенный Ласкарисом срок, чтобы испытать наконец свой философский камень. Опыт был произведен в присутствии таких же, как он сам, юных помощников аптекаря, которые прежде насмехались над ним за приверженность к чтению алхимических книг. Перед их ошеломленным взором свершилась трансмутация двух унций ртути в самое настоящее золото. Беттгер, не помня себя от радости, попросил у хозяина расчет и отправился в Галле изучать медицину.

* * *

Мы расстанемся на время с Ласкарисом, чтобы познакомить читателя с историей его ученика, который представляет интерес во многих отношениях. Итак, молодой Иоганн Фридрих Беттгер объявил мэтру Цорну о своем уходе, но тот предпринял попытку удержать способного помощника. Пригласив юношу на прощальный ужин, он позвал также двух священников в надежде, что совместными усилиями им удастся доказать ложность алхимических бредней. Пасторы Винклер и Борст по ходу трапезы стали поносить герметическое искусство и в заключение изрекли: «Никогда не сможете вы сделать невозможное возможным».

Молодой человек поднялся с места со словами: – Пойдемте в лабораторию и я на ваших глазах сделаю то, что вы считаете невозможным.

Последовав за Беттгером, все начали очень внимательно наблюдать за его действиями. Он взял тигель и хотел положить туда свинец, но мэтр Цорн, опасаясь, что этот металл подвергся предварительной обработке, предложил произвести опыт с серебром, за которым сходил сам. Юношу это нисколько не обескуражило, и он поместил данные ему три унции серебра в предварительно нагретый тигель. Когда металл расплавился, Беттгер вынул из кармана маленькую серебряную шкатулку и достал из нее крупицу философского камня. Прежде чем бросить в тигель, он смешал ее с небольшим количеством воска. Сотрапезники успели разглядеть порошок: по их словам, он походил на крохотные осколки стекла огненно-красного цвета. Как только тигель остыл, Беттгер вылил расплавленный металл: тогда мэтр Цорн и оба священника с изумлением увидели, что это самое настоящее золото. Как всегда, герметический металл отнесли к ближайшему ювелиру, который подверг его всем положенным испытаниям – золото оказалось безупречным.

Один из старых друзей Беттгера по имени Зиберт, руководивший тем, что мы назвали бы фармацевтической лабораторией, услышал о трансмутации, совершенной его бывшим однокашником, пришел к Беттгеру с просьбой показать и ему столь чудесное превращение. Юноша охотно согласился. Зиберт сам приобрел предназначенные для опыта тигель и ртуть, а затем собственноручно совершил всю операцию, тогда как роль Беттгера состояла лишь в том, что он бросил в металл восковой шарик с порошком. Зиберт тем временем подготовил восемь унций свинца, которые положил в другой тигель и довел до точки плавления. Когда ртуть под воздействием философского камня стала превращаться в коричневую массу, ее немедленно слили в другой тигель, со свинцом; через четверть часа оба металла образовали единую и цельную золотую массу.

В Берлине все теперь только и говорили о Беттгере. Жители разделились на два лагеря: свидетелей трансмутации, свято уверовавших в истинность алхимии, и прочих, судивших о ней лишь по рассказам, а потому убежденных, что все это – выдумки и обман. Последние дали бедному Иоганну Фридриху прозвище «Adeptus ineptus»[63]. И на сей раз рок судил так, чтобы слух об этих потрясающих опытах дошел до короля Фридриха-Вильгельма I. Подобно своим предшественникам, он тут же отдал приказ схватить молодого Беттгера. К счастью, мэтр Цорн был знаком с одним из придворных, тот предупредил о неизбежном аресте Беттгера, который успел покинуть Берлин и направился в Виттенберг, где жил его дядя. Отъезд быстро превратился в бегство, ибо молодой человек, переправившись через Эльбу, заметил погоню, и ему пришлось прятаться от прусских солдат в лесу. Поселившись у дяди, Беттгер почитал себя в безопасности, однако король прусский не желал выпускать добычу из рук и потребовал, чтобы город Виттенберг выдал ему его подданного. Но Беттгеру повезло: он родился не в Магдебурге, как полагал Фридрих-Вильгельм I, в Саксонии – вот почему, когда курфюрст Саксонский и король польский Август II, в свою очередь, предъявил на него права (между двумя, странами едва не вспыхнула война!), он добровольно устремился в Дрезден, чтобы оказаться как можно дальше от берлинского двора.