для детской психики стресс. Я допеваю колыбельную медведицы, уже под тихое посапывание и улыбаюсь, чувствуя прилив невероятной нежности. Малышка спит, обняв ушастого зайца, подаренного ей моим дедом, разметав по подушке медные проволочки кудряшек. Я поправляю прядку над маленьким ухом, и встав с кресла иду в свою спальню, чтобы снова вернуться в прошлое…

Ненавижу одиночество. До встречи с Маришкой, думала, что оно мне нравится. А теперь чувствую в груди звенящую пустоту, поворачивая ключ в замке своей спальни. И предательское разочарование от того, что дошла до нее по пустому коридору, на полу которого не сидел мерзавец Ярцев.

А дальше все по порядку: почистить зубы, расчесаться напялить дурацкую ночнушку, похожую на вдовий саван, поставить стакан воды на прикроватную тумбочку. Сегодня привычные движения отчего-то не успокаивают. И вода в графине закончилась. Придется спускаться в чужую кухню. Напяливаю халат, найденный мною в шкафу, совершенно новый и безликий, казенный.

Тапочек не нахожу, а обувать уличные сапожки мне отчего-то кажется глупым. Поэтому решаю, что босиком будет все же лучше и удобнее. Мои шаги утопают в ковровых покрытиях пола. Даже приятно. Я сто лет не ходила босой, или даже двести. И ступени нащупываю в потемках, считая про себя, словно повторяя детскую считалочку. Главное ни на кого не нарваться, потому что в дурацкой сорочке едва прикрытой халатом я похожа на глупое потерявшееся привидение.

– Вера, какого черта вы бродите по дому как тень? – голос Ярцева звучит как удар хлыстом. От неожиданности я, кажется слепну, как лось перебегающий дорогу и начинаю метаться по темному холлу, проклиная себя за дурость. Ну зачем я поперлась черт-те куда? Могла бы напиться и из-под крана вполне. А он какого лешего сидит тут в потемках? Не придумав ничего лучше, бегу вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступени, но спотыкаюсь, падаю и громко клацая зубами съезжаю вниз на спине. Выгляжу я сейчас скорее всего глупо и комично. Проклятая ночнушка задралась до самой шеи. И я хочу плакать и биться в истерике от этого факта.

– Женщины всегда валяются у моих ног, конечно. Но, чтоб так часто, и зазывно… Вера, у вас что, на трусах овечки нарисованы? – заинтересованный взгляд, от которого мне хочется заползти под лестницу и там умереть, полыхает смехом. – А что, симпатично. Мне нравится. Знаете, думаю может мне прикупить тоже боксеры с оскалившимся волком на гульфике. Мы с вами будем как лед и пламень, как волк и барашек, как ежик и зайка.

– Замолчите, умоляю, – стону я, сжав зубы до скрипа. Барахтаюсь на полу пытаясь подняться, или хотя бы прикрыть проклятые трусы, – ну почему вы такой? Почему постоянно меня цепляете? Я ведь ничего плохого не делаю. И помогите мне уже встать.

– Вы не делаете плохого? Засланка и наймитка. – ухмылка Макара становится совсем уж зверской, но в глазах я вижу не привычную уже ярость. Его взгляд тает медом, и жадно скользит по моим бедрам. Боже, о боже. Ярцев легко поднимает меня, крепко ухватив за талию. И не отпускает. Вжимает в свое тело, и я чувствую жар, обжигающий через тонкую ткань ночной сорочки.

– Отпусти, – пищу жалобно, но понимаю, что очень не хочу чтобы он разжимал свои чертовы ручищи. – Мерзавец. Подонок, скот.

– Нет, – шепчет подонок в мою макушку. Его дыханье пахнет дорогим алкоголем, и я пьянею, кажется. Или просто у меня крыша улетает. Позволяю чужим мужским губам найти мои. Боже. О боже. Что я творю? – И да, я такой. И ты это знала, когда шла сюда. Ведь знала?

– Что ты хочешь от меня? – шепчу, борясь с головокружением.

– А ты угадай, – шепот проникает в мой мозг, словно расплавленное олово, выжигая все мысли и сомнения.

Глава 16

Макар Ярцев

Ее я не нахожу конечно в своей кровати утром, и этот факт меня даже радует. Да уж, коньяк – зло. А адюльтеры с прислугой – зло в квадрате. Я ведь адекватный взрослый мужик, никогда не гадящий дома и на работе. Сегодняшнюю ночь, иначе как сумасшествием не могу назвать. И принципам своим я изменил провалившись в пучину пахнущего ванилью и корицей безумия, просто, чтобы отвлечься от нехороших предчувствий, что вокруг меня что-то происходит. И в этом замешана женщина, отдавшаяся мне прямо на полу гостиной, возле лестницы. На обрывках дурацкой, похожей на парашют ночнушки, павшей смертью храбрых в неравной борьбе со злым мной за неприкосновенность своей толстой хозяйки.

– Она просто бомба, – пою я, выпутываясь из одеяла, обвившегося вокруг меня жгутом. – Бомба, булка бомба. И я ее съем. Сожру, но сначала вытрясу из нее все. Как из копилки, да так, что из нее серебряные монеты посыплются. Ох, что я с ней сделаю.

Приплясывая иду в ванную, очень надеясь, что горячий душ спасет меня от головной боли и странного возбуждения, от которого в теле гудит каждый мускул. Все правильно – душ, горячий завтрак и кофе, именно то, что мне сейчас нужно, чтобы восстать из мертвых. А не мысли о стонущей в моих руках шпионке, от которых восстает совсем не то что нужно, зато очень красноречиво и весьма уверенно.

Облившись ледяной водой, потому что горячая не помогает от слова совсем, злой как черт спускаюсь в кухню, накинув на себя только халат и нацепив на конечности дурацкие тапки. Кофе меня спасет. Крепкий, как деготь, с капелькой виски, а еще лучше с бромом, мать его. Как в армии, чтоб навсегда отключить предательский орган от мозга. Поганка Вера сломала во мне что-то, что отвечает за разум и за любовь к прекрасному. Никогда раньше меня не заводили бабы размером с самосвал.

– Я буду омлет с креветками, Вера, ты умеешь? – слышу радостный голосок дочери, но еще не совсем осознаю, что у плиты стоит не мой повар, нанятый за бешеные деньги.

– Конечно, но я добавлю в него немного шпината, – улыбается проклятая ведьма, колдуя над миской с яйцами и вдруг замечает меня и сразу сжимается, прячет глаза. Чертова дура, надо купить халат пошире. Да, прямо сегодня.

– Папа, ты хочешь омлет со шпинатом? – морщит носик Маришка, поглаживая шляющегося прямо по столу кота. Черт, в другое время