— Да, — грустно согласилась Рика. — Некоторые явления существуют повсеместно. Не сомневаюсь, что нежеланных детей выкидывают на произвол судьбы все народы и племена.

Когда мужчины прошли Эссупи, Рика и Хельга уже ждали их на берегу, чтобы помочь привязать лодку. Бьорн вытащил на сушу корму «Валькирии» и хорошенько закрепил. Затем впервые за последние дни он посмотрел на Рику.

— Как получилось, что ты упала в воду? — Он говорил громко, чтобы она слышала его, несмотря на шум порога. — Ты не ушиблась?

— Нет. И не упала, — ответила она. — Я прыгнула.

— Почему?

— Там плыла корзинка с… — У нее перехватило дыхание, и она не смогла закончить фразу. Ребенок наверняка погиб, разбившись о холодные камни Эссупи.

— Кто-то отправил нежеланного ребенка в корзинке на пороги. Она попыталась спасти его, пока он не утонул, — мрачно объяснил за нее Торвальд. — Но при этом подвергла опасности себя саму.

«И нас». Этот не прозвучавший упрек словно повис в воздухе.

Нежеланный ребенок… По выражению лица Бьорна Рика поняла, что тот догадался, какую боль пробудило в ней воспоминание о собственной судьбе.

— Ты уверена, что ничего себе не повредила? — спросил он.

— Всего одна или две ссадины. Ничего серьезного. — Она ощущала теплую струйку крови, стекавшую из-под повязки на колене, однако эта боль была ничто по сравнению с тяжестью, которую она ощущала на сердце.

В тот вечер настроение сидевших вокруг костра было подавленным. Когда Йоранд попросил Рику рассказать какую-нибудь историю, она отказалась, сказав, что не в настроении.

— Не мучай себя мыслями о ребенке, — заметил Бьорн. — Его конец был быстрым, а сделать ничего было нельзя. Без сомнения, так рассудили Норны.

— Нет! — страстно возразила она. — Я в это не верю. Больше не верю. Никакие три прядильщицы судеб в Асгарде не решали судьбу этого несчастного ребенка. Ее решили его родители. Они виноваты в его смерти.

— Есть тысяча причин, по которым кто-то решает бросить младенца на произвол судьбы, — глухо произнес Торвальд. — Нищета, стыд, горе…

— Но ребенок ни в чем не виноват, — прервала его она.

— Да, конечно, — прошептал старик. — Но какова бы ни была причина, в этот момент такое действие, должно быть, кажется кому-то единственным выходом. Эти решения почти всегда принимаются слишком поспешно, в отчаянии или в состоянии какого-то безумия, вызванного чаще всего горем.

Образ поднятой детской ручонки жег ей глаза.

— Он был таким маленьким… таким беспомощным…

— Я знаю, что ты переживаешь об этом ребенке, но твоя жалость бессмысленна, — продолжал Торвальд. — Этот ребенок больше не чувствует боли, а для его родителей она только начинается.

— Они ее заслужили… если вообще способны ее испытывать. — Глаза Рики сузились и превратились в щелочки. — Откуда ты можешь знать, что они чувствуют?

Торвальд тяжело вздохнул.

— Это знание — свой горький опыт.

Никто вокруг костра не пошевелился. Только стрекот насекомых и далекое уханье совы нарушали молчание ночи.

Торвальд провел ладонью по лицу, он смотрел невидящим взглядом, ничего не замечая вокруг. Казалось, что он забыл о присутствующих и погрузился в свой внутренний ад. Когда он снова заговорил, его голос был еле слышен:

— Маленький призрак будет следовать за ними по пятам каждый день. Каждый очередной год будет порождать вопросы… И так всю жизнь. Ходит ли она уже? Какого она теперь роста? Похожа ли на мать или имеет несчастье быть похожей на отца? — Глаза Торвальда затуманились, словно он видел призрачного ребенка на разных этапах его жизни. — Каково было бы носить ее на плечах, ощущать ее пухлые ручонки на шее?

Мурашки побежали у Рики цо спине, когда старик поднял на нее глаза, пристально всматриваясь в ее черты.

— По крайней мере я получил ответ на некоторые из моих вопросов, — произнес Торвальд. — Ты очень похожа на свою мать, Рика.

— Что? — Рика не могла поверить своим ушам. Это было невероятно!..

— Я сказал, что ты выглядишь в точности, как твоя мать, — не моргнув глазом повторил Торвальд. — Как моя жена, Гудрид. У тебя ее осанка и повадки. Если бы Хельга не предупредила меня, я решил бы, что вижу ее призрак в тот первый день, когда увидел тебя в большом зале дома ярла.

Глаза Рики широко раскрылись.

— Она была дерзкой рыжей красавицей, совсем как ты. — Голос Торвальда зазвучал громко и твердо. — Мне не нужно было других подтверждений, кроме свидетельства собственных глаз, но Хельга поняла, что это на самом деле ты, еще по молоточку. Она увидела его на госпоже Астрид и спросила, как он к ней попал.

Рука Рики невольно дернулась к горлу.

— Он принадлежал моей Гудрид. Я подарил ей его на свадьбу. — Торвальд говорил обыденным спокойным тоном, словно обсуждал погоду или ход посевной. — Такая простая вещичка. По правде говоря, стоит недорого, но Гудрид никогда его не снимала. Всю жизнь.

— Я повесила этот талисман тебе на шею в день, когда ты родилась. Я сделала это, — добавила Хельга. — Я не могла вынести мысль, что ты покинешь нас ни с чем. И я украла его для тебя.

— Как ты можешь так просто здесь сидеть и говорить мне об этом? — потрясенно спросила Рика.

— Потому что это правда, — ответил Торвальд. — Я говорю это не потому, что хочу быть жестоким. И не горжусь тем, что сделал… Я горевал об этом каждый день с того самого момента.

— Видишь ли, твоя мать умерла, рожая тебя, — объясняла Хельга, поглаживая Рику по плечу, чтобы смягчить обиду. — А они так горячо любили друг друга, твоя мать и мой хозяин. Когда она умерла, он просто обезумел от горя.

— Это не оправдание, — сумрачно произнес Торвальд. — Даже тогда я понимал, что поступаю дурно. И эту вину я чувствовал каждый день с тех пор. А потом, когда я увидел тебя в доме ярла, я понял, что боги послали мне второй шанс.

— В чем, собственно, ты видишь этот второй шанс? — холодно поинтересовалась Рика.

— Узнать тебя, — ответил Торвальд. — Заботиться о тебе, как подобает отцу.

— Кажется, у тебя не слишком много опыта в таком деле, — отрезала Рика.

— Это верно, — кивнул он и, встретившись глазами с ее яростным зеленым взглядом, осознал, что разговор пошел не так, как ему хотелось.

Возможно, ему следовало подождать с признанием, кем он ей приходится, но ее возмущение по поводу брошенного ребенка усилило страх, который он испытал, видя, как она барахтается в днепровском водовороте. Если бы ему не удалось поймать ее, он потерял бы ее вновь, и на этот раз навсегда. И оба раза по своей вине. Вышвырнув ее на берег, Торвальд решил при первом же удобном случае рассказать Рике правду.