Счёт был 4:2, и мы играли в большинстве. Что могло пойти не так?

Но вместо того, чтобы войти в историю, мы в нее вляпалась. Пропустить три шайбы за минуту, да еще и играя в большинстве — это надо уметь! И когда? В самые важные в истории команды минуты!

Бобби Смит, в результате, вписал свое имя в историю «Монреаля» — именно он забросил победную шайбу за двадцать секунд до конца третьего периода.

Сказать, что вся команда была подавлена, это все равно, что промолчать. Никто не ожидал такого результата. Мы были готовы на все сто, играли с полной самоотдачей, а в результате такое.

В раздевалке после игры царила гробовая тишина. Я, как и все остальные хоккеисты «Миннесоты», просто сидел с вытянутыми ногами и накинутым на лицо полотенцем. Ладно, поражение, они случаются, да и в любом случае, все в наших руках. Но проигрывать так?

Боумэн, за что ему большое спасибо, не стал ничего говорить. Хоть Скотти и считается тренером старой школы и, вообще, диктатор, но без знания психологии он бы не стал одним из величайших хоккейных специалистов в истории. И он, наверняка, видел и понимал, что говорить что-то сейчас, это только усугублять ситуацию.

Вместо вполне заслуженного разноса мы услышали только:

— У меня объявление. Завтра я даю команде выходной. Сейчас мы едем в аэропорт, потом летим домой, и я всех жду утром 23-го мая на базе. На этом все.

Я более чем уверен, что в Советском Союзе никто, абсолютно никто, не отпустил бы игроков по домам после подобного. И, возможно, что советские тренеры правы. Но Боумэн решил по-другому.

Так что двадцать второе мая я совершенно неожиданно провел дома, с Беккой. Та не поехала в университет и на репетицию нашей группы поддержки. Ее боссы решили, что главная звезда команды нуждается в поддержке по-другому.

Вот только вместо того, чтобы провести весь понедельник в постели, что напрашивалось, мы с Беккой целый день гуляли. Благо, что в Миннеаполисе было достаточно мест для того, чтобы полежать на травке под ласковым майским солнцем, покормить уток или нарезать с десяток кругов на велосипеде по парку. Разговаривали мы тоже очень и очень мало. Моя девушка просто была рядом.

В день игры я приехал на базу к восьми и не был первым. Сразу с десяток парней меня опередили. Уже через двадцать минут все были в сборе, а потом появился и Боумэн.

Который, вместо тренировки, собрал игроков в зале, в котором он обычно давал установки перед игрой и произносил предматчевые речи.

— Надеюсь, что вы все смогли перевести дух вчера. Сейчас мы все отправимся на экскурсию в одно интересное место. Думаю, вам будет полезно. Уверен, что эта экскурсия будет лучшей подготовкой к игре из всех возможных.

Ничего не понимающие игроки расселись в автобус, шторки на окнах которого Боумэн лично опустил вниз спустя минут пятнадцать.

Хоккеисты дисциплинированно просидели все это время в полумраке, и когда автобус остановился, мы даже и не знали куда приехали.

Ну, а в автобус вошла молодая симпатичная женщина в форме медсестры. Само собой, не в той, которая используется для различных игр между мужчиной и женщиной, а в настоящей. Судя по бейджику, ее звали Мэри.

— Внимание, — Скотти встал со своего места и как заправский экскурсовод взял микрофон, — Это Мэри О’Брайен. Мэри работает старшей сестрой в отделении для детей онкологической больницы госпиталя Фэйрвью при университете Миннесоты. Мэри, вам слово.

Медсестра взяла микрофон и, поблагодарив Боумэна, начала говорить.

— В городской агломерации Миннеаполиса проживает три с половиной миллиона человек. И ежегодно, десятки семей с маленькими детьми сталкиваются со страшными диагнозами. От лейкемии до саркомы костей и опухолей головного мозга. В большинстве случаев, болезнь удается победить, и у пациентов наступает ремиссия. Но врачи не волшебники. От лица госпиталя Фэрвью я говорю огромное спасибо команде «Миннесота Норт Старс» за то, что вы согласились прийти в гости к своим болельщикам, многим из которых осталось всего несколько месяцев. Эти мальчики и девочки являются вашими самыми преданными болельщиками.

Услышав это, я моментально почувствовал, как у меня к горлу подступает ком, а на глазах появились слезы. От нашего тренерского штаба можно было ожидать чего угодно, но не этого.

Следующие полтора часа пролетели, как один миг. Мэри не соврала. У очень многих из этих, медленно затухающих детей, палаты были, буквально, завешаны атрибутикой «Миннесоты». Плакаты, джерси игроков, фотографии, флаги и прочее. И наше появление стало для них настоящим праздником.

И, само собой, что все эти дети, которые почти наверняка не увидят следующий плей-офф, просили об одном.

Первым эту просьбу озвучил мой тезка. Одиннадцатилетний мальчик Алекс, который еще год назад играл в хоккей в одной из детских команд города и, вот уже полгода, не встававший с постели из-за стремительно прогрессирующей саркомы костей.

— Алекс, — обратился он ко мне, — у меня к тебе просьба.

— Конечно, приятель, — ответил я, — для тебя все, что угодно.

— Мама с папой, — он посмотрел на родителей, которые тоже были в его палате, — говорят, что все будет хорошо, и что я поправлюсь. Но я уже взрослый и знаю, что чудес не бывает. Я наверняка не увижу, как команда будет играть в плей-офф в следующем году, — в этот момент мама мальчика беззвучно заплакала, уткнувшись в плечо мужа. — Так что, это мой последний шанс увидеть, как «Миннесота» выиграет кубок Стэнли. Пожалуйста, сделайте это. Порвите этот «Монреаль»!

— Обязательно, — ответил я. — Обещаю, мы выиграем и приедем в гости еще раз. С кубком Стэнли…

На обратном пути на базу мы снова молчали, погруженные в свои думы. Уже прощаясь с персоналом госпиталя, абсолютно все игроки выписали чеки для больницы, и я не стал исключением.

В том числе и это заставило меня задуматься о доме. О моем настоящем доме. Об уральском городе Нижний Тагил, где, к сожалению, живут и умирают точно