Хэл все еще молчал.

«В плохом настроении», – отметила Рен. Или, может быть, она перестала чувствовать неловкость, дразня Жнеца Весрии.

Она обняла его за талию и поморщилась, когда он перенес часть веса на нее. Хэл был на удивление тяжелый, даже несмотря на отсутствие тренировок. С каждым шагом худощавые мышцы вздымались под ее ладонями – ощущение, которое она отчаянно пыталась игнорировать.

– Как далеко ты собираешься меня вести? – спросил он расчетливо небрежным тоном.

Хороший вопрос. Компания Хэла была отличным прикрытием для слежки. С тех пор как Рен нашла те анатомические наброски, спрятанные в письменном столе утренней комнаты, у нее не было другой возможности взглянуть на них.

– Больше пяти шагов и меньше пяти миль. – Увидев его мрачный взгляд, она добавила: – Знаешь, если бы ты делал это каждый день, как положено, это бы не было так сложно. Сегодня мы дойдем только до маленькой столовой.

– Хорошо. – Хотя его голос оставался бесстрастным, лицо было самым выразительным из всех, что она когда-либо видела. Подавленный. Она предполагала, что это будет унизительно. В расцвете сил он, должно быть, был элитным солдатом. Теперь он едва мог стоять без помощи девушки, да еще и врага.

Они прошли по коридору, в котором последние лучи света царапали стены. Его дыхание стало тяжелым и затрудненным уже на вершине парадной лестницы. Явная усталость притупила глаза до серого цвета.

– Мы не будем торопиться, – сказала она. – Шаг за шагом, хорошо?

– Я могу идти сам.

Опять? Рен думала, что он уже подавил худшую часть своего эгоизма.

– Ты правда сможешь? Честно говоря, ты выглядишь так, словно вот-вот упадешь в обморок.

– Тебе не нужно нянчиться со мной. – Хэл высвободил ее руку из-под себя и вцепился в перила так, что побелели костяшки пальцев.

Рен рассердилась. Она с легкостью могла притянуть его к себе или отругать за упрямство. Но что-то овладело ей, пригвоздило к месту, пока она наблюдала за тем, как он, спотыкаясь, ковылял вниз, шаг за шагом. Если он упадет, сказала Рен себе, то она получит от этого удовольствие, ведь он это заслужил. Но через эти проклятые магические узы она чувствовала каждое его усилие. Его сердце бешено колотилось от напряжения, увлекая за собой и ее. Это вызывало у нее тошноту, наполняло ее головокружительной тревогой, которая усиливалась каждый раз, когда он пошатывался. Рен последовала за ним, как брошенная гончая.

Только когда они спустились на первый этаж, она выпустила затхлый воздух из легких. Он все еще решительно шел впереди нее сквозь лучи тусклого солнечного света, окрашивавшие его черные волосы в оттенки индиго. Несмотря на всю уязвленную гордость, Хэл двигался как человек, сделанный из стекла, каждый его шаг был твердым и изящным. Он сохранял совершенно невозмутимое выражение лица, как будто с ним все было в порядке. «Типичный солдат». Но Рен лучше знала. С его обширным повреждением органов даже это небольшое усилие было невероятно мучительным.

Она прошла вслед за ним в столовую – и услышала, как он споткнулся, еще до того, как увидела.

Его нога громко скользнула по полу. Затем он полетел вперед, отчего Рен ахнула. Но прежде чем она успела прыгнуть к нему, Хэл ухватился за спинку кресла.

Рен подошла к нему, не уверенная, спросить сначала «Ты в порядке?» или «О чем ты думал?». Он начал доверять ей, так что вдруг изменилось? Неужели так отвратительно нуждаться в ком-то другом? Неужели доброта была такой тяжелой ношей?

– Надеюсь, ты доволен собой. – Рен взяла его за плечи и усадила в кресло. – Действительно нужно напоминать, что ты можешь попросить моей помощи? Я понимаю, у тебя аллергия на сострадание, но ты должен позволить мне попробовать.

Хэл склонил голову, растрепанные волосы упали ему на глаза.

– Ладно.

Рен положила руку на бедро.

– Ладно?

– Ты права. Мне действительно нужна твоя помощь. – Наконец-то уступка – не то чтобы он был в состоянии и дальше сопротивляться.

– Хорошо. – Рен потерла переносицу, внезапно почувствовав сильную усталость. – Отдохни несколько минут, а потом мы пойдем обратно.

Но сначала наброски.

Как только Хэл закрыл глаза, Рен подошла к столу и открыла ящик. Он со скрипом выскользнул на несмазанных направляющих.

– Что ты делаешь? – спросил Хэл.

– Ничего, что касается тебя. – Рен развернулась на каблуках, чтобы посмотреть ему в лицо. – Не лезь не в свое дело.

Он моргнул, глядя на нее, явно растерянный.

– Прости, что помешал.

Рен смутилась.

– Я просто… оставила кое-что в ящике. Иногда я работаю здесь. Тут вид лучше, чем в моей комнате.

По нему было видно, что ее слова не убедили его, но он не стал задавать дальнейших вопросов. Рен вытащила из ящика пачку бумаги и положила ее на стол. Она разложила листы и поразилась, насколько детализированными были наброски. На каждой странице изображалась определенная часть тела, включая карту фолы, выполненную узором из черных и серебряных чернил.

Она листала рисунки сердца, бедра, руки – пока не дошла до последней страницы, на которой были изображены bulbus oculi, глазные яблоки. Места сгибов были отмечены толстыми, решительными мазками. Она наклонилась ближе, пытаясь разобрать корявый почерк. Эта коллекция, наверное, была частью исследований отца Лоури, и, судя по тому, что Лоури рассказал о нем, ничто в ней не было необычным. Хотя бумага казалась слишком новой, слишком хорошо сохранившейся, чтобы ей было больше нескольких лет.

Разочарование захлестнуло ее.

– Так что? – Она убрала бумаги обратно в ящик и повернулась к Хэлу. – Идем?

– Мне нужно еще несколько минут.

– Хорошо.

Рен опустилась на край розового дивана и уставилась мимо Хэла – черной фигуры на фоне угольно-черного неба. За окном продолжал падать снег. Гнетущая тишина поместья скоро сведет ее с ума.

Иногда она задумывалась, было бы легче иметь дело с Хэлом, будь он таким же жестоким и яростным, как обещали весрианские стереотипы, или таким же холодным, как описывали военные рассказы – и ее собственная память. В битве на реке Мури она видела чудовище с его лицом. Безжалостное. Пустое. «Несмотря на то что он пощадил ее жизнь, она могла списать это только на какую-то странную случайность».

Вот только юноша, сидевший напротив нее, был задумчивым, иногда даже ироничным, если она проявляла великодушие. Кто из них был маской? Что она найдет, если надавит на него достаточно сильно?

– Итак, Кавендиш. Ты всегда такой молчаливый или только со мной?

– Я не верю в разговоры ради разговоров, – ответил он. – Я вырос среди людей, которым слишком нравился звук их собственного