Звонок зажужжал снова. Фу подпрыгнул на месте и опять нажал кнопку.

— Я не хотел. Я ей говорил, что это жестоко и вас туда не надо совать, ребята.

— Я не злюсь, Стив. Мне нужно увидеть Джоди.

— Ее тут нет.

— Я тебе не верю. Впусти меня.

— Не могу, у меня дел много. Научных дел, ты не поймешь. Лучше уходи. — Ладно, вот теперь он сам УО.

— Войти я могу и так, Стив, — под дверью или в трещины, или в щели на окнах. Но когда сгущусь, я буду голый. А этого никому не надо.

— Ты так не умеешь.

— Научился.

— О, это четко, — ответил Фу. «Ох блин, ох блин, ох блин». Получится запереть дверь и заклеить щели, пока Томми не просочился? Большую-то комнату он всю уже изолировал, чтоб крысиный туман не разбегался.

— Впусти меня, Фу. Мне нужно повидаться с Джоди и покормиться. У тебя же пакеты с кровью еще остались?

— He-а. Извини, все кончилось. И Джоди тут нет. И еще мы солнечные лампы по всей квартире установили, Томми. Тут для тебя просто тостер. — Пакеты с кровью на самом деле у него еще были. Те, что со снотворным, которым он отключил Эбби.

— Стив, я очень тебя прошу. Мне голодно и больно, я жил в подвале со стаей котов-вампиров, а если я превращусь в туман, сопрут мою новую одежду, пока я там наверху буду ломать тебе шею с голой жопой.

Фу старался придумать блеф получше, когда мимо него метнулся темный рукав, и он услышал, как внизу зажужжал и щелкнул замок. Фу посмотрел на Джереда:

— Ты это нахуя?

— Привет, — раздался у самого его уха голос Томми.

— У него был такой грустный голос, — ответил Джеред.

Старейшины

На закате трое проснулись в титановом склепе под главной палубой и проверили мониторы, подключенные ко всем членам черной яхты, как нервная система.

— Чисто, — произнес мужчина. Он был высок, светловолос, а при жизни — и поджар. Стало быть, таким он оставался — и останется — вечно. На нем было черное кимоно.

Две женщины отдраили люк и выбрались в нечто похожее на большую морозильную камеру. Мужчина закрыл люк, нажал кнопку за полкой, и на люк сверху наехала панель из нержавеющей стали. Трое вышли из холодильника в пустой камбуз.

— Терпеть этого не могу, — сказала африканка. При жизни она была эфиопкой царских кровей — высокий лоб, огромные глаза, разрезом похожие на кошачьи. «Именно такому лицу Соломон отдал навеки свое сердце», — сказал ей Илия, держа ее за щеки обеими руками, пока она умирала. Поэтому он звал ее Македа — в честь легендарной Царицы Савской. Своего настоящего имени она не помнила, ибо носила его лишь восемнадцать лет, Македой же была уже семь столетий.

— Все иначе, — произнесла вторая женщина, темноволосая красавица. Родилась она за сто лет до Наполеона на острове Корсика. Ее звали Изабелла, Илия всегда называл ее Белладонна, а отзывалась она на Беллу.

— Не настолько же, — сказала Македа, первой поднимаясь по трапу в кокпит. — Мы ведь только что это делали, похоже. Мы это делали — когда?

— Сто пятьдесят лет назад. В Макао, — ответил мужчина. Его звали Рольф, он был средним сыном, миротворцем. Илия обратил его в эпоху Мартина Лютера.

— Вот видишь, — сказала Македа. — Мы только и делаем, что везде плаваем и убираем за ним. Если он опять напакостит, прикажу бою вытащить его на палубу днем и заснять на видео, как он горит. И смотреть буду каждый вечер на большом экране в кают-компании. И смеяться. Ха! — Македа была из них старшей, но в душе оставалась сорванцом.

— А если мы вместе с родителем умрем? — спросил Рольф. — Вдруг ты проснешься в склепе от того, что сама горишь? — Он упер ладонь в консоль из черного стекла, и панель в переборке отъехала в сторону. В кокпите могла бы с комфортом разместиться компания из тридцати человек. Он был отделан гнутым красным деревом, нержавейкой и черным стеклом, а с кормы полуоткрыт ночному небу. Если б не штурвал, кокпит походил бы на огромный гроб в стиле ар-деко, предназначенный для космических путешествий.

— Я уже умирала, — сказала Македа. — Не так уж и плохо.

— Ты не помнишь, — возразила Белла.

— Может быть. Но мне не нравится. Терпеть не могу кошек. У нас же люди этим должны заниматься, нет?

— У нас были люди, — сказал Рольф. — Ты их съела.

— Ну и ладно, — ответила Македа. — Давай костюм.

Рольф снова коснулся стеклянной консоли, и одна переборка открылась, явив шкаф с тактическим вооружением. Македа вытащила три черных комбинезона, два передала Рольфу и Белле. Затем сама выскользнула из алого шелкового пеньюара и потянулась, раскинув голые руки, словно Крылатая Победа, запрокинула голову, уставив клыки в световой люк.

— Кстати, о людях, — произнесла Белла. — Где бой? Я проголодалась.

— Когда мы проснулись — кормил Илию, — сообщил Рольф. — Сейчас придет.

Илию они держали в похожем склепе, но только саркофаг первого вампира был герметичен, запирался только снаружи и был снабжен шлюзовым модулем, чтобы бой мог кормить вампира.

— Благи-будь, нежитьки мои кайфушный, — раздался голос псевдо-гавайца — босиком и без рубашки он как раз поднялся по трапу с тремя округлыми хрустальными кубками на подносе. — Кэп Кона вам тащьт уматный хавчик, не?

Каждый из присутствующих вампиров легко изъяснялся на десятке языков, но ни один не имел ни малейшего понятия, что за хуйню глаголет их бой.

Увидев, как потягивается Македа, блондин-растафара замер и чуть не уронил бокалы с подноса.

— Ох, сладенькая сестренка, тя Джа любьт, от такой копчушки-печенюшки у мя стояк дредовый, хучь в кальмара тычь той серебрянай сестренкой на «роллс-ройсе», рази не?

Македа сменила позу Ники и посмотрела на Рольфа.

— А?

— По-моему, он сказал, что ему очень понравится надругаться над тобой, как над украшением на капоте автомобиля, — ответил тот, беря с подноса бокал. Поболтал в нем темную жидкость и понюхал. — Тунец?

— Тока памал, братушка, — ответил Кона. Ему вдруг стало трудно удерживать в равновесии поднос и горбиться, дабы скрыть эрекцию, растянувшую его шорты.

Белла тоже взяла бокал и ухмыльнулась, повернувшись к ветровому стеклу, за которым был Город. Перед ними светилась пирамида Трансамерики, чуть правее — башня Койт: она торчала из Телеграфного холма огромным бетонным фаллосом.

Македа плавно скользнула к Коне.

— Разрешить ему меня намаслить, Рольф? Я что, пепельного оттенка?

— Только не ешь его, — ответил Рольф. Он сел в одно капитанское кресло, ослабил пояс кимоно и принялся натягивать на ноги комбинезон из кевлара.

— Затейливо, — произнесла Македа. Сделала еще шажок к Коне, подняла перед собой комбинезон и уронила его. А через секунду обратилась в пар и влилась в костюм — тот надулся, как спасательный плотик в форме девушки. Последний бокал она перехватила в воздухе — Кона покачнулся и рухнул на колени, все-таки выронив поднос.