коням!» и первым вскочил в седло Грома, отчего его могучий скакун радостно затанцевал. Помчавшись по аллее к воротам, Марк слышал позади звонкий топот копыт. Он покидал Олонд с тяжёлым сердцем, но едва вылетел за ворота и свернул на дорогу, которая вела в сторону Рошамбо, почувствовал, как тёплый встречный ветер сдувает эту тяжесть с его плеч.

Он закончил расследование и выполнил свой долг. Пусть он не мог наказать жестокого убийцу, да и эта жестокость казалась ему в какой-то мере оправданной, но всё же барон Олонд получил своё наказание. Более всего он боялся, что его сеньор маркиз де Лианкур узнает обо всём, и очень скоро это случится. Что скажет на это его дед, Марк не знал. Старик часто удивлял его совершенно непредсказуемой реакцией. Пожмёт ли он плечами, заявив, что это личное дело де Олонда, или рассердится за то, что тот применил к собственной жене казнь, запрещённую королём Эдмондом, да к тому же всучил своему рыцарю проклятый перстень, или пожалеет своего верного вассала, качая седой головой и приговаривая: «Вот же старый дурак!» Как бы там ни было, но он составит своё суждение об этом, и в конечном итоге именно оно и станет окончательным вердиктом по делу барона де Олонда.

Марк, наконец, заметил, что недавние дожди и грозы ушли куда-то на север, и небо очистилось. По сторонам дороги тянулись благодатные сады и виноградники юга, за которыми в синей дымке поднимались суровые горы, хранящие в своих недрах благословенные сокровища, питающие этот счастливый край. Гром радостно бежал по дороге, предчувствуя возвращение домой, а его хозяин осознал, что скоро обнимет свою ненаглядную супругу и возьмёт на руки маленького сына. Валентин прибежит к нему рассказать о своих успехах в учёбе и признается в мелких шалостях, а вокруг будет радостно прыгать большой белый пёс Труфо. И какое в сравнении со всем этим значение имеют трагедии и преступления мрачного старика, сидевшего в своём тёмном замке? Теперь уже можно об этом забыть, перелистнув эту неприятную страницу.

Послесловие

Прошло несколько дней, и Марк уже воспринимал это странное приключение как ещё одно расследование, в которое он ввязался по привычке. Он с успехом провёл его, раскрыв несколько преступлений, а то, что это осталось тайной для окружающих, его нисколько не заботило, так как являлось частным делом барона де Олонда и никак не нарушало законов королевства. Марк мог быть вполне доволен собой, но старался всё же не думать о происшедшем, поскольку от этой мрачной истории веяло тяжёлой безысходностью.

Он стоял у балюстрады в своём кабинете и смотрел на раскинувшуюся перед ним панораму гор, которые вдалеке казались лиловыми, голубыми и даже розовыми, а ближе завораживали взгляд своими изломанными линиями и глубокими провалами пропастей. В его кабинете, как и во многих других комнатах и залах, не было задней стены. Её заменял изящный, вырезанный из камня барьер балюстрады и несколько тонких витых колонн. Благодатный климат юга позволял размещать жилые помещения на таких открытых террасах, а от дождя их защищали широкие наклонные навесы, тянувшиеся вдоль всего этажа. Впрочем, он не так часто видел здесь сильные ливни. Лорм продолжал купаться в летнем тепле, и потому казалось, что не столь далёкий и расположенный ещё южнее мрачный Олонд на самом деле находится где-то далеко на севере, а может, и вовсе на другой планете.

Позади послышалось шелестение бумаг. Молодой жизнерадостный толстяк де Круа, неутомимый управляющий его рудниками, просматривал свои заметки, чтоб убедиться, что не упустил ничего из того, что хотел обсудить с графом де Лормом. Он уже был приглашён на обед, и принял это приглашение с удовольствием, потому что знал толк в хорошей еде, а именно такой его потчевали в графском доме.

После обеда он возвращался домой в Лианкур, а Марк собирался отправиться на верховую прогулку, чтоб проводить его до границ графства, а на обратном пути заехать в придорожные селения и проверить, как идёт строительство серебряных плавилен, новых ремесленных рядов и храма святой Лурдес, которую со времён последнего военного похода почитал своей покровительницей.

В дверь кто-то деликатно постучал, и Марк обернулся. Де Круа сунул в большую сафьяновую папку стопку бумаг и кивнул ему в знак того, что их деловой разговор закончен.

— Войдите, — разрешил Марк и присел на балюстраду.

Дверь отворилась, и на пороге появился капитан Лафар. Его дорожный костюм казался жёлтым из-за глиняной пыли, обильно покрывающей дороги юга. Похоже, он был несколько смущён тем, что явился к своему сеньору в таком виде, да ещё застал здесь управляющего рудниками.

— Входите, капитан, — кивнул ему Марк.

Тот поклонился и, по-военному коротко поприветствовав графа и де Круа, проговорил:

— Простите, ваше сиятельство, я задержался в Олонде и прибыл один. Дамьен просил меня передать вам его извинения, а так же письменное прошение об отставке, потому что печальное происшествие, случившееся после вашего отъезда, вынуждает его прервать службу в Лорме, которой он очень дорожил, и остаться в поместье.

Капитан подошёл к столу, возле которого сидел явно заинтригованный де Круа и положил рядом с бюваром запечатанный тёмным сургучом конверт.

— Что случилось после моего отъезда? — нахмурился Марк, искренне полагавший, что после окончания его расследования все беды и трагедии в Олонде должны были прекратиться.

— По велению барона де Олонда Жаклин была похоронена в фамильном склепе, а тело Арабеллы он приказал отвезти её родственникам, сообщив им, что если они не позаботятся о её похоронах сами, он просто выкинет его в сточную канаву. Им ничего не оставалось, как смириться. Насколько я знаю, её похоронили без каких-либо почестей на кладбище города Лилль. Но это не имеет значения, — он вздохнул, и Марк понял, что он размышляет, как лучше рассказать о главном. — В общем, после похорон Жаклин барон поднялся к себе. Я в это время беседовал со своим отцом, который приехал поддержать его в эту трудную минуту, и не заметил, что прошло уже много времени, а барон де Олонд так и не спустился в столовую, где был накрыт стол для поминального обеда. Дамьен поднялся к нему, и оказалось, что его отец мёртв. Он сам бросился на меч. На его письменном столе лежали три конверта: его завещание, где он всё, за исключением небольших сумм, предназначенных старым слугам, завещал своему единственному сыну, его письмо Дамьену и вот этот.

Лафар положил на стол рядом с прошением ещё один конверт. Марк подошёл ближе и увидел, что это письмо