— У тебя… ресничка выпала, — выдохнула томно и невесомо прикоснулась пальцами к шероховатой щеке, — можешь желание загадать.

Питер сцепил зубы, тонкие губы превратились в линию, и я уже подумала, что отодвинется, отругает, снова покажет вредный характер, попросив убраться с его кабинета. Но нет. Остался в том же положении. Только смотрел теперь угрюмо. Я едва сдержала смешок — так бы он точно обиделся.

— Загадал, — тихо выдал блеклым голосом, не моргая.

И этот его шепот кольнул в самое сердечко. Именно после этого я почувствовала тонкую ниточку, связывающую нас, а обстановка стала более интимной, можно было ощутить, как между нашими телами пробегают маленькие разряды тока. Он пошел навстречу, а такое между нами случалось крайне редко.

— Расскажешь?

— Не сбудется тогда.

— А ты давай так, чтобы сбылось.

Ректор не ответил, просто буравил меня нечитаемым взглядом, под которым хотелось скрутиться в комочек, а потом в один миг преодолел расстояние между нашими лицами и прижался к губам. Меня словно током шарахнуло — это было последнее, на что я могла надеяться в отношении этого скупого на эмоции мужчины.

Губы были твердыми и неподатливыми, как и он сам. И двигались осторожно и неторопливо, не спеша полностью подчинять или заходить на чужие территории. Может он и мог бы делать огромные ставки в казино, но по полю чувств ходил, как по минному.

Спустя минуту ректор отстранился.

— Извините, Урсула, — проронил тускло, посматривая на меня немного пришибленно, словно сам от себя такого не ожидал.

— Питер, сейчас точно получишь! Я уже не выдерживаю! — проговорила рычащим голосом, схватила его рукой за затылок и притянула к себе, откидываясь на диван.

Благо, Питер сразу понял, что отпираться бессмысленно — я уже готова была разносить академию. Мы целовались, как безумные, кусали и терзали губы друг друга и дышали, как спортсмены на последнем кругу забега. Щетина кололась, а руки ректора как два бесчувственных шланга опустились на плечи, но начало было положено!

Мысли совершенно потерялись. Мать моя женщина, мы с Питером целуемся! Я сделала это, победа!

Иногда до этого мне казалось, что ректор рос в каком-нибудь монастыре для мальчиков где запрещалось все, кроме недовольного лица и расстройств по любому поводу. Но нет! У него местами получалось целоваться даже лучше, чем у меня.

— Вы ничем не болеете, да? — спросил между поцелуями хриплым голосом.

— Так! Не отвлекайся!

И он снова склонился к моим губам. Сегодня послушный.

По мере того, как границы стеснения между нами стирались, руки Питера сползли с плеч к талии и застыли там, как два камня. Но для меня и это было невероятным событием. Удивительно, но такая его скромность еще больше распаляла в груди пожар. И когда я стала гладить мужское тело — ректор начал повторять движения, как завороженный, напирая все больше и углубляя поцелуй.

А я млела от того, что наконец-то этот момент наступил. Уже думала, что не дождусь. Вероятнее было дождаться тридцатое февраля, чем инициативность этого мужчины.

Слова были не нужны. Они не смогли бы выразить и доли того, что я переживала.

Я чувствовала возбуждение Питера, но знала, что он остановится, как только попрошу. Глупый, слишком гордый мужчина. Тут не замедляться нужно, а идти напролом, я же даже не сопротивляюсь!

— Вы же понимаете Урсула, что если продолжим… то больше я тебя не отпущу? — спросил строго, как у ученицы, заглядывая в лицо сурово сощуренными глазами, зелеными, как летняя листва.

— Да скорее бы уже!

— Ну тогда держись, — усмехнулся и, кажется, даже немного светлее в комнате стало, — у меня к тебе много вопросов.

— А может потом? — выдохнула я, вздрогнув, когда его губы прижались к шее возле уха.

— Нет, сейчас, — шептал, спускаясь к ключицам, — ну… или лучше потом.

«Потом» откладывалось до самого утра, даже в кабинет стучать уже начали. Видимо, обнаружив, что в комнате храплю не я. Но ректор предусмотрительно закрыл дверь и велел настырным гостям проваливать.

А ближе к рассвету на моем запястье защелкнулся еще один брачный браслет. Мы с Питером мало говорили, а больше смотрели друг на друга и глупо улыбались, как школьники, встретившие вместе восход солнца на выпускном.

А потом мой взгляд упал на одну из бумажек, брошенных на пол.

— Это что? — спросила, поднимая с ковра листик дрожащими пальцами.

— От императора. Видишь, тут печать с его гербом. Сегодня до полудня прибудет, чтобы разобраться, как обстоят дела в академии.

Я застыла, вытаращившись на Питера.

В голове проносилось множество мыслей, но лишь некоторые из них были цензурными.

Последняя наша встреча с императором закончилась, мягко говоря, не очень. Для него точно. Потому что я добилась своего и благополучно сбежала, понадеявшись, что тот договор, который сама же и подписала, причем кровью, чудесным образом исчезнет.

— За-зачем? — спросила дрожащим голосом, — не пускай его!

— Урсула, я не могу не пустить императора. Он хочет проконтролировать все лично. Не бойся, они с рином Бастианом хорошие друзья.

У меня глаз задергался еще больше от такого известия. То-то я думала, что чем-то они похожи.

— Что-то у меня нехорошее предчувствие…

— Вот, — Питер положил на стол передо мной увесистую книгу в кожаном переплете и потертым золотым тиснением на обложке, даже название было не разобрать, — эта книга в день исчезновения рина Фернандо осталось на его столе, открытая на четыреста тридцать восьмой странице. Я все в ней перешерстил, но так и не нашел ничего полезного, что могло бы указывать на направление, в котором исчез старик.

Я взяла книгу и повертела в руках, с сомнением разглядывая плотный кирпичик темного цвета.

— Может, он уехал к дальним родственникам на другой конец света?

— Никто из его родных не знает, где он. Но все утверждают, что в последние месяцы Фернандо вел себя странно и сильно отдалился. Он был уже немолодым. Предполагают, что старческая болезнь развилась и он потерялся где-то на улицах города, не найдя дорогу к академии, в которой жил.

В дверь громко постучали, в коридоре что-то скрипнуло, и створка отворилась несмотря на то, что замок был защелкнут. Ох уж эта треклятая магия!

В проеме появился Бастиан и я чуть не выронила книгу из рук. Еще не было даже семи часов, а дознаватель уже зол, как черт!

— Урсула, — почти ласково протянул он, но я не обманывалась на этот счет.

— Это все он! — я указала рукой на Питера, — ректор выкрал меня, соблазнил и женил на себе! — протараторила, выпучив глаза.

Мужчина за массивным столом