– Если среди нас предатель, то нас, как клоунов, накроют в один момент! – запаниковал Дженг, он всегда был паникером. Но здесь его паника была обоснована.

И тогда Хатим признался. Он сказал, что канал, по которому он получал деньги, накрылся, хотя самого связного не тронули. А там наверняка была о нас информация. Но тот, кто передавал деньги – тот не знает ни имен, ни фамилий.

Он знает лишь, что члены группы ХУШ – восемнадцатилетние подростки, многие из которых учатся в высших учебных заведениях. И вот поэтому и решили по вузам объявить об убийстве профессора, преподававшего сразу в нескольких институтах.

– А убили его или нет? – спросил Хатим, заглядывая нам всем в глаза. – Никто точно не знает. Кто видел труп? Похороны только через три дня. Может, это провокация.

– Какая провокация? – вскипятился Азам.

– Провокация как часть дезинформационного противостояния. Спецслужбы любят накануне крупных мероприятий накручивать ситуацию, чтобы поднять себе цену и возвеличить свою надобность. Мол, без их работы нельзя обойтись.

– А если не провокация, – спросил Расим в конце, – что тогда будет?

– Уж больно все мудрено выстроено, – как и все мы, засомневался Баталь.

– Расим, эта записка – случайно не твоих рук дело? – спросил я, пристально глядя на товарища.

– Нет, нет, – покачал он головой, – как я могу так всех подставить?

12

– Хорошо, я докажу вам, что, возможно, не было никакой смерти. И что такая провокация вполне вероятна, – взял опять слово Хатим. – Мы ведь все знаем, что отец Таахира был известным ученым-физиком. А потом в один прекрасный момент пропал, и его долго не могли нигде обнаружить. Пока вдруг по ТВ не показали ролик, якобы снятый чеченскими боевиками, где КамАЗ на полной скорости врезается в какой-то объект. А потом мы видели взрыв и большую воронку. Но, как выяснилось, отец Таахира не погиб. И это все происки спецслужб.

– Ничего не понятно, – недовольно зашептались ребята, – каких спецслужб?

– Кто знает, каких? – не сдержавшись, вспыхнул Хатим. – Пусть вам лучше сам Таахир расскажет. Давай, вставай, расскажи, – подтолкнул Хатим своего брата.

– А что тут рассказывать? Мой отец не погиб – вот и все. На днях раздался звонок в дверь, я открыл, а там мой папа. Он сказал, что работает на каком-то секретном предприятии, в секретной лаборатории, что ли. А пришел потому, что очень по мне соскучился. И чтобы мы с бабушкой не волновались.

– На каком секретном предприятии? – спросил я.

– Не знаю, он не сказал. Посидел у нас час. Попил чай с маминой мамой и ушел. Потому что у него много работы.

Все как-то затихли.

– Это он тебе про радиоактивную воду сболтнул? – засомневавшись, спросил Табака.

– Нет, это я сам прочитал.

– Так что пока нет никаких оснований подозревать здесь кого-то! – заключил Хатим, оторвавшись от ноутбука. Он уже успокоился. – Спецслужбы сами похищают и засекречивают полезных себе ученых. Может, и с вашим преподавателем то же самое? А дезинформация о ХУШ направлена на то, чтобы внести раскол и заставить паниковать отдельных студентов.

– Успокойтесь, – сказал Хатим, когда мы уже собирались расходиться. – Если нас накроют, то могут это сделать в любой момент. И от дела и суда нам уже не отвертеться. Так что будьте спокойны. Все во власти Аллаха. Что он захочет, то и будет.

И здесь он был прав.

13

Но почему-то легче от объяснений Хатима мне не стало. Я не мог успокоиться таким пространным объяснением. Всю обратную дорогу я думал: кто из нашей группы мог убить профессора, и зачем ему это надо? Если профессора засекретили, то причем здесь ХУШ?

Сначала надо рассмотреть тех, кто бывает с Хатимом заодно в голосовании. Это Расим, Баталь и табиб. Я стал думать, кто из них больше способен на убийство. Нет, конечно, мы все интересовались такими делами и рассуждали, способны ли мы убить. Но одно дело – позерство друг перед другом, а другое – само убийство.

Кстати, то, что символику оставили на месте преступления, говорит о позерстве преступника.

Нашу символику «XYIII» и слоган «Джихад до судного дня» придумал Расим. Он самый молодой из нас, он совсем еще юн. И, пока он юн, он наш всеобщий любимец. Учится Расим в архитектурном училище. Вообще-то, его зовут Рамись. Но раз уж мы дали всем клички, то в первую очередь эта участь коснулась его. Он выпендрежник тот еще. К тому же актер и истерик-позер. Представляясь девочкам, он называет себя артистом, граффитистом и поэтом-рэпером. Странно, что позер часто бывает любимцем в компаниях. Мы иногда из-за его пижонства называем Рамися Арамисом.

На первых порах, когда все еще не зашло так далеко и наше предприятие больше походило на игру, Расим разрисовывал стены гаражей нашей символикой. Главное его стремление – сыграть роль и произвести эффект, прогреметь публично, стать знаменитым любой ценой. Он даже предлагал позже поджечь эти гаражи – ради шума и славы Нерона и Герострата.

Мы сделали ему замечание. Даже не замечание, а очень жесткий выговор. В свое оправдание Расим сказал, что очень хотел сделать джихад модным в молодежной среде и привлечь к нему больше подростков. Это же сейчас модно – граффити и рэп. И еще никто не видел, как он рисовал свои надписи.

Одним словом, дети. Но он уже давно перестал это делать. Так кто это мог быть? Расим, Баталь или табиб?

Странно, чем больше я думал, тем больше у меня возникало ощущение, что я вовсе не властелин этой игры и многого не знаю. Будто кто-то верховодит и руководит мной, как куклой. Будто я пешка в чужой шахматной игре. Хотя вроде всю жизнь стремился быть свободным и самому себе хозяином.

Неприятные ощущения. Так противно. И упадок сил. Хотя после свежего воздуха и физических нагрузок должен быть, наоборот, бодреньким. А тут словно какая-то отрицательная энергия собирается вокруг нас.

Нет, здесь без ста грамм чая не разобраться.

1

Али слушал не отрываясь, хотя для него лекция Вали не была откровением. Ведь примерно то же самое говорили ему и Абу Зари, и имам Батыр, и имам Фатих. Они предупреждали: никогда не смотри телевизор, не крути ручку радиоприемника.

– Подстрекательство джиннов, мерцающих в экране телевизора, – пояснял Вали ибн Тайна, – можно сравнить с миражем, что путник видит в пустыне, но, приближаясь, обманывается. Ведь все эти рекламы курортов и образа жизни на берегу океана с банкой пива или стаканом колы – сплошной обман. А обманываются люди, потому что джинны, как и шайтаны, обещают, но в конечном итоге не выполняют. Так из суры «Ибрахим» мы узнаем: «И сказал шайтан, когда дело уже свершилось: «Аллах вам обещал доподлинно, и я обещал вам, но я не сдержал данного вам слова, так как у меня не было над вами иной власти, кроме как звать вас на пути кривды. А вы послушались меня, так теперь порицайте не меня, а самих себя». Реклама обещает счастье, но делает еще более несчастными даже тех, кто достигает показанного в рекламе. Ибо к тому времени перед ним возникает новый мираж счастья. Каково же тем, кто обещанного миража достичь не может, но так жаждет выбраться из пустыни, в которую завел его нищий дух и товарищ из рода бесов? Ибо как говорилось: «Мы предопределили вам товарищей, которые представили им в прекрасном свете их грядущее и прошлое». Помните, дети мои, – поднял палец кверху Вали, – нафс никогда нельзя удовлетворить. А гармонии души и тела можно достичь только через воздержание, через облагораживание и перевоспитание низменных страстей и желаний.