Дин был так взбешен, что собрался раздобыть пистолет, вернуться в Виргинию и пристрелить того копа.

– Пенсильвания! – криво усмехнулся он. – Хотел бы я знать, что это за обвинение! Наверняка бродяжничество. Забрать у меня все деньги и обвинить в бродяжничестве! Им это проще простого. А будешь протестовать, они тебя еще и пристрелят.

Не оставалось ничего, кроме как снова возрадоваться жизни, снова обо всем позабыть. Забывать мы начали, проехав Ричмонд, и вскоре все вновь пришло в норму.

На всю дорогу у нас оставалось пятнадцать долларов. Мы решили, что придется брать попутчиков и вышибать у них по двадцать пять центов на бензин. Где-то посреди безлюдной, дикой Виргинии мы вдруг увидели идущего по дороге человека. Дин резко затормозил. Я оглянулся и сказал, что это просто бродяга и скорей всего у него нет ни цента.

– Возьмем его, пускай развлекает! – рассмеялся Дин.

Парень оказался оборванным очкастым безумцем, он шел, читая замызганную дешевую книжонку, которую отыскал в водопропускной трубе у дороги. Забравшись в машину, он продолжал читать; он был невероятно грязен и вдобавок покрылся какой-то коростой. Он сказал, что зовут его Хайман Соломон и что он идет пешком через все США, стучится, а иной раз и колотит ногами в двери еврейских домов и требует денег: «Дайте мне денег на еду, я еврей».

Он утверждал, что это неплохо срабатывает и ему частенько помогают. Мы спросили, что он читает. Он не знал. Он и не потрудился взглянуть на название. Всматривался он только в слова, да так, словно нашел подлинную Тору там, где ей и место, – в пустыне.

– Видишь? Видишь? Видишь? – тыча меня в бок, кудахтал Дин. – Я же говорил, поразвлекаемся. Каждый человек – это кайф, старина!

Мы довезли Соломона до самого Тестамента. Брат мой уже жил в новом доме, на другом конце города.

Вновь мы ехали по той же длинной, открытой всем ветрам улице с железнодорожной колеей посередине, с грустными замкнутыми южанами, слоняющимися у скобяных лавок и дешевых магазинчиков. Соломон сказал:

– Я вижу, вам, ребята, нужно немного денег, чтобы продолжить путешествие. Подождите, я сейчас вырулю несколько долларов в каком-нибудь еврейском доме и поеду с вами до самой Алабамы.

Дин был вне себя от радости. Мы с ним помчались покупать на завтрак хлеб и сыр. Мерилу с Эдом остались в машине. Битых два часа дожидались мы в Тестаменте Хаймана Соломона; где-то в городе он тусовался, добывая свой хлеб, но мы его так больше и не увидели. Солнце уже окрашивалось в багровый цвет и клонилось к закату.

Так и не дождавшись Соломона, мы выехали из Тестамента.

– Теперь ты видишь, Сал, Бог и в самом деле есть, ведь мы то и дело застреваем в этом городе, куда бы ни ехали. И обрати внимание на его странное библейское название[11], да еще и этот странный библейский тип, из-за которого мы снова здесь остановились, а все на свете взаимосвязано, вот так и дождь связывает друг с другом всех на всей земле, по очереди касаясь каждого…

Дин говорил без умолку. Его переполняла радость, переполняла кипучая энергия. Страна вдруг представилась нам с ним устрицей, готовой раскрыть перед нами створки своей раковины, а внутри была жемчужина, жемчужина была там. Мы мчались на юг. По дороге мы взяли еще одного попутчика. Он оказался грустным пареньком, заявившим, что у него есть тетушка, которая держит бакалейную лавку в Данне, Северная Каролина, сразу за Файетвиллем.

– А там ты сможешь вышибить из нее доллар? Вот это разговор! Прекрасно! Поехали!

В Данне мы оказались через час, в сумерки. Мы направились туда, где, как сказал паренек, была бакалейная лавка его тетушки. На мрачноватой улочке, упиравшейся в фабричную стену, действительно стояла бакалейная лавка, однако тетушки там никакой не было. Нам стало интересно, зачем малыш заговаривает нам зубы. Мы спросили, далеко ли он едет; он не знал. Оказывается, он нас просто разыграл. Давным-давно, обстряпывая какую-то забытую сомнительную авантюру, он увидел в Данне бакалейную лавку, и эта сказка оказалась первой из тех, на какие был способен его возбужденный, помрачившийся рассудок. Мы купили ему пирожок с сосиской, но Дин заявил, что взять с собой мы его не сможем, иначе нам негде будет спать и некуда сажать попутчиков, которые могли бы купить немного горючего. Грустно, но это была правда. Мы покинули его в Данне перед наступлением ночи.

Я вел машину по Южной Каролине до самого Мэйкона, Джорджия, а Дин, Мерилу и Эд спали. Совершенно один в ночи, я отдался собственным мыслям, стараясь лишь держаться белой полосы на освещенной дороге. Что я делаю? Куда еду? Скоро все узнаю. Проехав Мэйкон, я устал как пес и разбудил Дина, чтобы тот меня сменил. Мы вышли подышать и вдруг оба замерли от радости, осознав, что в окружающей нас тьме растет ароматная зеленая трава и пахнет свежим навозом и теплой рекой.

– Мы на Юге! Зима позади!

Слабый проблеск дня осветил побеги у обочины. Я сделал глубокий вдох. Сквозь тьму проревел паровоз, направляющийся в Мобил. Туда ехали и мы. Я снял рубашку, я ликовал. С десяток миль вниз по дороге, до заправочной станции, Дин ехал с выключенным двигателем. Заметив, что служитель крепко спит за столом, он выпрыгнул из машины, неслышно наполнил бак, проследил, чтобы не зазвенел звонок, и укатил, словно араб, обеспечив успех нашего паломничества полным баком бензина.

Я уснул и пробудился от бешеных, ликующих звуков музыки. Дин болтал с Мерилу, а мимо проплывала бескрайняя зеленая страна.

– Где мы?

– Только что проехали верхушку Флориды, старина, называется Фломатон.

Флорида! Мы катили вниз, к прибрежным равнинам и к Мобилу. Вверху перед нами парили громадные облака Мексиканского залива. Прошло лишь тридцать два часа с тех пор, как мы распрощались со всеми в грязных снегах Севера. Мы остановились у бензоколонки, и там, пока Мерилу каталась вокруг бензобаков на плечах у Дина, Данкел вошел внутрь и без всяких особых усилий стащил три пачки сигарет. Мы превратились в отчаянных наглецов. Въезжая по длинному, забитому транспортом шоссе в Мобил, мы сняли зимнюю одежду и наслаждались южным теплом. Именно тогда Дин повел рассказ о своей жизни, и тогда он, проехав Мобил, на пересечении дорог наткнулся на затор, образованный машинами, водители которых шумно пререкались друг с другом, и, вместо того чтобы проскользнуть мимо, объехав их, промчался прямиком по малой дорожке у заправочной станции, не сбавляя своих неизменных континентальных семидесяти миль в час. Люди позади нас разинули рты. Повествования своего Дин не прерывал.

– Хотите – верьте, хотите – нет, но в девять лет я уже связался с девчонкой по имени Милли Мэйфер, мы встречались за гаражом Рода на Грант-стрит – на той самой улице в Денвере, где жил Карло. Отец тогда еще работал в жестяной мастерской. Помню, как моя тетушка вопила из окна: «Чем это ты там за гаражом занимаешься?» Ах, милая Мерилу, знал бы я тебя в ту пору! Воображаю, какой сладенькой ты была в девять лет!