– Религия и бой быков – это опиум для народа, – заметил Маркес.

– Куда приятнее вместо красного мулета, – сказал бывший матадор, – красным светом фонаря остановить машину мятежников, показать ей, где она должна остановиться, и, положив руку на капот, попросить зажечь свет и предъявить документы, которые нам могут пригодиться.

У Доминго был конный взвод, и Энрике Гомес в свободное время иногда заходил туда, показывая свое мастерство наездника, но перейти в кавалеристы отказывался.

Однажды группа под командованием Энрике Гомеса возвратилась с задания с двумя прекрасными кавалерийскими лошадьми. На одной ехал Гомес, на другой везли раненого минера Хименеса.

– На нашу засаду нарвался конный патруль, – докладывал Гомес Маркесу, – его ликвидировали, а эти кони перешли на нашу сторону: не стали убегать.

Гомес передал лошадей в конный взвод, но сам продолжал вылазки пешим порядком.

В марте противник вел наступательные бои на Южном фронте, пытаясь овладеть важным узлом дорог – городом Пособланко. Обладая численным превосходством в самолетах, мятежники и интервенты безжалостно бомбили города и села Испании, убивая мирное население.

В теплый, солнечный мартовский день, направляясь сквозь встречный поток беженцев из Хаена на базу, мы выехали на дорогу Линарес – Андухар. И вдруг до нас донеслись глухие взрывы, вскоре в чистом небе мы заметили итальянские самолеты, через 2–3 минуты услышали несколько сильных взрывов, и впереди, над городом, поднялось расплывающееся облако пыли.

Когда мы приехали в Андухар, который не могли миновать в поездке из Хаена в Вилья Нуэва де Кордова, городок был неузнаваем. От множества старинных зданий остались развалины, на улицах лежали груды кирпичей и камней, зияли воронки.

Отчаянно кричали матери, разыскивая детей, а дети плакали, потеряв своих родителей.

Рядом с убитым крестьянином лежал тяжелораненый ослик. Он пытался встать, но не мог и опять падал в лужу крови.

У двухэтажного полуразрушенного дома люди ломами, лопатами и самодельными вагами расчищали обломки, освобождая проход. Из-под развалин был слышен плач ребенка и, временами, душераздирающие крики и стоны женщин.

– Хватит! – кричит секретарь Андухарского комитета коммунистической партии Хименес. Он с лопатой лезет в образовавшееся отверстие. Все напряженно ждут. Стоны и причитания под развалинами прекращаются.

В щель между камнями Хименес подает все еще всхлипывающего мальчика трех-четырех лет.

Вслед за ребенком из полуразрушенного дома появилась и причитающая старая женщина.

Последним вылез весь в пыли Хименес.

– Помогите вынести мать ребенка, – сказал он надорванным голосом. – Она мертва.

Я работала на импровизированном пункте первой медицинской помощи с очень ограниченным по количеству медперсоналом. Доставляли тяжелораненых, нуждающихся часто в очень сложных операциях, привозили и таких, которым достаточно было сделать только перевязку.

Врачи, их помощники и медицинские сестры работают без устали, самоотверженно и напряженно, но их не хватает, и раненые подолгу ждут своей очереди.

Вот мальчик лет 10—12-ти. У него перебиты обе ноги ниже колен. Лицо смертельно бледно, лоб в испарине. Ребенок потерял много крови и нуждается в немедленном ее переливании. Он не жалуется на боль, а только кричит, призывает мать, не зная о том, что ее убили фашистские варвары.

Трудно описать все ужасы обстановки наспех организованного полевого госпиталя, заполненного ранеными во время налета вражеской авиации.

Многие остаются калеками – без рук, без ног, многих выносят покрытыми белыми простынями.

Слышны стоны, проклятия.

Часа через два была оказана первая помощь всем нуждающимся в ней.

Долго не могла успокоиться после увиденного и пережитого. Тяжело было вспоминать о несчастных, искалеченных людях, но еще тяжелее – об изувеченных на всю жизнь и осиротевших детях!..

Два часа наши машины возили раненых и убитых. Водитель машины Рудольфо – Висенте сделал пять рейсов. Пепе за это время перевез в госпиталь восемь тяжелораненых детей и женщин. Два малыша скончались.

– Я еще покажу фашистским собакам! – почти кричит Пепе, обтирая машину после перевозки раненых, кричит, чтобы не заплакать, и посылает много ругательств и проклятий фашистским стервятникам, самому Франко.

Смотрю на маленького Пепе и думаю о подвиге испанского народа, волю к победе которого не сломили ни вражеская блокада под флагом невмешательства, ни варварские бомбардировки итало-немецкой авиации, ни растленная пропаганда анархистов.

Пепе как бы понял, о чем я думаю, заговорил:

– Если бы не анархисты, если бы не мягкотелые, нерешительные социалисты, мы уже имели бы крепкую, спаянную, народную, регулярную армию, похожую на пятый полк, которая с помощью Советского Союза стерла бы с лица испанской земли фашистскую нечисть.

– Да! – подтвердил один из ехавших с нами диверсантов. – Пятый полк несет дух дисциплины, организованности, отваги и непоколебимого мужества!

И это были не слова, брошенные на ветер. Мужество испанского народа подтверждало сказанное. Рабочие и крестьяне, взявшиеся на оружие, показали чудеса мужества, отваги, героизма и дали сокрушительный отпор мятежникам и интервентам.

– Бандиты! – говорил Пепе. – Это они на мирных жителях вымещают свои неудачи на фронтах. Варварские налеты авиации – это только один из показателей сути фашизма, сути их человеконенавистничества. Укротить фашизм можно только оружием, только вооруженной борьбой, хотя при этом придется стрелять и в тех солдат, которых бросили против нас фашистские главари, чтобы они скорей поняли, куда попали, и повернули оружие против своих поработителей, превративших собственные народы в рабов, а солдат – в убийц.

В марте 1937 года врагу удалось подойти почти вплотную к Пособланко.

– Луиза! Прошу поехать со мной к командующему, – обратился ко мне Кольман, – нужно поговорить с ним по очень важному делу, что я не могу сделать с моей «гвардией», – как он называл иногда своих переводчиков.

– Но Рудольфо и Доминго нет, и я осталась одна во всем хозяйстве.

– Всю ответственность беру на себя. Готовьтесь, через десять минут заеду, – ответил решительно Кольман.

И вот едем в штаб фронта. Гвардеец сидит рядом с водителем, мы с полковником на заднем сидении.

Заезжаем в Андухар. Переса Саласа в штабе не было. Мы с Кольманом прошли к знакомым нам офицерам штаба. Стали выяснять обстановку на фронте.

– Положение очень тяжелое, – заметил офицер, – командующий в Пособланко. Насколько нам известно, он принял решение оставить город. Почти все население уже эвакуировалось.