привязанными на длинных поводках во дворе. Пэм вся затрепетала, обнаружив, какой прекрасный случай ей представился. Она сама не заметила, как стала на автопилоте обшаривать морозилку. Ага, вот же он, гамбургер. Пэм размяла фарш на тарелке и замешала туда содержимое восьми капсул с успокоительным. Потом бросилась в соседский двор и скормила лекарство собакам. Не прошло и получаса, как псы улеглись на землю и уснули мертвым сном — они даже храпели. Довольная результатом Пэм запрыгнула на шпалеру и мало-помалу взобралась к окну его спальни на втором этаже. Потянулась со шпалеры к подоконнику спальни. Уставилась в комнату соседа, словно в святилище — везде валяется его одежда, повсюду книги.

— Я прямо чувствовала его запах, — рассказывает Пэм. — Мне стало так спокойно. Я совсем рядом с ним, с этим чудесным человеком. И вот тут-то и проснулись псы.

Мы, слушатели, не знаем, что и сказать. Смеяться? Сочувствовать? Блейк — длинноногий, тощий, как тростинка — выдавливает «Ой, блин» и кривится, будто съел что-то кислое.

— И вот я стою на шпалере на цыпочках, буквально вишу на пальцах, а подо мной два рычащих добермана, — продолжает Пэм и оглядывает всех нас по очереди. — И тогда я произнесла слова, которые навсегда изменили мою жизнь. Я посмотрела в собственное перекошенное лицо, которое отражалось в оконном стекле, и громко и отчетливо сказала: «Детка, тебе нужна помощь!»

Пэм как-то умудрилась слезть на землю, оставшись цела и невредима, и прямиком помчалась на первую в своей жизни встречу «Анонимных Созависимых». С тех пор ее жизнь стала заметно лучше.

Многие страдающие любовной зависимостью просто перепархивают из одного медового месяца в другой, нередко оставляя за собой череду катастроф. Рассел, которому уже семьдесят пять, достиг в жизни финансовых успехов, позволяющих ему стильно обставлять эти трагедии. Он безумно влюблялся и тут же женился. Несколько лет все шло великолепно, а потом, «где-то на третий-­четвертый год, начинали проявляться живые люди. Вот же незадача!» Чем сильнее были недовольны жены, тем сильнее отдалялся Рассел — и в конце концов находил свою новую любовь. Проходило несколько лет — и он бросал жену номер один ради любовницы, которая становилась женой номер два, лишь затем, чтобы, как пишут на бутылках с шампунем, смыть и повторить. Когда мы с ним познакомились, он был женат, по его словам, на «жене номер пять-­Б». Как он выразился, «я сделал предложение потенциальной номер пять-­А, но ей хватило проницательности отказать, поэтому я накрутил себя и женился на следующей». Пять жен, семеро детей, толпа внуков — а Рассел описывал свою жизнь как «полнейший хронический вакуум».

Подобно машине, которая не может переключиться на вторую передачу, Пэм и Рассел застряли в первой фазе отношений. Ни та, ни другой ничего не понимали в своих отношениях с партнерами, поскольку поступались реальностью ради фантазий и близостью ради немедленного вознаграждения. Эту первую стадию отношений я называю любовью без знания. Возможно, интуиция уверенно говорит вам, что это ваша половинка, родственная душа. Но вы совершенно не представляете себе, как этот человек платит за квартиру и обращается с родственниками и в каком состоянии оставляет после себя пол в ванной.

Рано или поздно в вашу жизнь вторгается реальность, на смену гармонии неминуемо приходит дисгармония, наступает вторая стадия отношений. Идеализация первой фазы сменяется крушением иллюзий, подчас непереносимым: «Ты вообще не такой, как я думала!» Для многих это крушение наступает в тот момент, когда эйфория фазы гармонии уступает место разочарованиям унылой рутины. Но у некоторых, например у Анджелы, иллюзии рушатся внезапно — и это мощный удар под дых. Привычная повсе­дневность облегчает разочарование. А предательство вроде супружеской измены одним рывком разрывает завесу наших иллюзий — и проливается кровь.

Анджела, худенькая, хрупкая, вынуждена противостоять такому потоку разочарования, что ей трудно пережить даже ближайшие пять минут — она в состоянии шока. Повернувшись к Майку, она с трудом выговаривает тот же вопрос, который столько раз повторяла с тех пор, как узнала о его измене: «Как ты мог?» Это один из двух вопросов, которые не дают покоя всем обманутым супругам. «Буквально: о чем ты думал, когда явился на ужин в уютном семейном кругу прямо из ее постели? Как ты мог так поступить?»

Поскольку разочарование из-за неверности почти все­гда вызывает потрясение, второй вопрос, который задают оскорбленные партнеры: «Откуда мне знать, что ты не поступишь так снова?» Реальность разодрана в клочья. Обманутые жены и мужья, как и все пережившие травму, изо всех сил стремятся починить реальность. У Анджелы сто вопросов без ответов. «Когда в прошлое Рождество ты сказал, что ты в Чикаго, на самом деле…» Ей нужно точно знать марку и габариты грузовика, который только что ее пере­ехал. Но неверность — это всего лишь самая зрелищная разновидность общего для всех отношений процесса, сопровождающегося тошнотворным чувством, что все не так, как предполагалось. * * *

Нас, RLT-психотерапевтов, учат думать, что у всех пар есть «брачный контракт» [11], обычно негласный. Скажем, «Я буду защищать тебя и следить, чтобы тебя никто не обидел». Или: «Я всегда буду видеть и слышать тебя и всегда буду на твоей стороне, как еще никто никогда не делал». Или: «Ты обес­печишь мне стабильность, а я привнесу страсть в нашу жизнь». Такие негласные контракты работают просто отлично, пока не начинают давать сбои. «Ты будешь моей каменной стеной» вдруг превращается в «папочка мне не нужен». «Я привнесу страсть в нашу жизнь» — в «а еще в жизни Билла и Гарри». Рано или поздно — а в какой-то степени и неизбежно, когда появляются дети, — мечты рушатся, и именно то, от чего партнер помогал вам сбежать, преподносится вам на блюдечке с голубой каемочкой.

Когда влюбляешься, это означает, что сознательно или бессознательно ты думаешь: «С этим человеком я исцелюсь или как минимум получу все то, чего мне недоставало в детстве, с ним я сумею избежать всех тогдашних травм и возместить ущерб». Разочарование приходит с холодным осознанием, что партнер мало того, что не исцелит вас, он как будто создан природой специально, чтобы вонзить пылающее копье прямо вам в глаз. Вот что главное в фазе дисгармонии — это больно. Очень больно. Двадцать с лишним лет я рассказывал слушателям о так называемой нормальной супружеской ненависти. И не раз и не два ко мне потом подходили в кулуарах и спрашивали: «Терри, что вы имели в виду?» * * *

Я вижу, в каком Анджела состоянии, поэтому меня беспокоят вполне конкретные вещи. Как она ест? Как спит? Не донимают ли ее навязчивые мысли? («Бедра нежные, как взбитые сливки».) Может быть, ей принимать какое-­нибудь легкое снотворное или антидепрессант, чтобы не чувствовать себя такой подавленной, такой сломленной? Может быть, нам сначала поработать непосредственно с травмой, скажем методами ДПДГ (десенсибилизации и переработки движениями глаз) *, чтобы избавиться от всех этих сексуальных текстов, которые крутятся у нее в голове и мучают ее?

Затем я обращаюсь к Майку. Почему он обманул Анджелу? Да, этот вопрос всегда встает перед неверным супругом, словно глухая стена: почему?!

В целом на него я слышу ответы двух типов. Первый — простой эгоизм. «Не знаю. Мы поехали в командировку. Все напились. Ну и вот…» Ага, конечно. А второй — «Боже, даже не понимаю, как так вышло. Не знаю. Это как-то само получилось. Меня там словно и не было». Ну еще бы. Беда с такими линиями защиты состоит в том, что в них прослеживается полнейшая безответственность. Вообще-то, и изменять было безответственно, а теперь это еще и пытаются кое-как покрыть жалкими потугами на оправдания. И что это, собственно, значит — «само получилось»?

— Майк, — говорю я, — мы не спрашиваем, почему кто-то кому-то изменил, это очевидно. Роман на стороне — это ново и увлекательно, это льстит самолюбию