Парень опустил голову. На поляне он был один. Старец пропал, а перед ним возмущённо волновался ночной тёмно-зелёный лес.

– Л-а-а-а-н-с…

>>>

Он проснулся внезапно – будто в плечо кто пихнул – и закрутил головой в поисках старца. Ведь только что здесь был! И лес…

Ланс оторопело замер. Вместо ночного леса в густом летнем наряде его обступали холодные скальные стены. Привиделось… Не было никакого старца. И оленя не было. И Серого тоже…

Мордок вскочил на ноги и покинул каменную нишу. Ночь полноправно завладела Атсхалией. У подножия гор чернел голый осенний лес. В воздухе порхали редкие снежинки. Первые в этом году.

– Л-а-а-а-н-с…

Над распадком летело протяжное эхо. Полный отчаянья зов о помощи переходил в заунывный тоскливый вой.

«Нужно срочно домой. И так блуждал слишком долго. Не случилось бы беды».

Присыпав давно прогоревший костёр, Ланс забросил мешок на спину, подхватил ружьё и заторопился к обрыву. Душой чуял, нужно спешить, не всё ладно в Грейстоуне.

Он быстро добрался до селения, едва не бегом бросился к дому, да затоптался на месте. Вдали, где заканчивалась улица, виднелись рыжие пятна огней и бурлили голоса. Селяне… толпой… ночью в лесу?!

Он уже хотел пойти узнать, что там происходит, да вовремя приметил с пяток обгорелых факельных головёшек у обочины перед калиткой на родной двор. Сердце заныло от дурного предчувствия.

Ланс кинулся на крыльцо и толкнулся в дверь. Едва переступив порог дома, сразу увидел младшего брата. Тот в корчах метался по полу, издавая дикий нечеловеческий вой.

– Келиб! – Упав на колени, он обхватил бьющееся в припадке тело. Брат дёрнулся и безвольно повис у него на руках. – Что с тобой?

Ланс подтянул ослабевшего парня к лавке. Усадил, привалив спиной к стене, и опустился перед ним на корточки. Веки Келиба слабо дёрнулись.

– Наринга… – прошептал он безжизненно. – Они все там.

– Кто они? – Ланс с тревогой всмотрелся в болезненно-бледное лицо.

Келиб тяжело и неровно дышал, сжимая и разжимая пальцы. Судорожно вздохнув, он широко распахнул глаза, и Ланса обжёг ярко-жёлтый горящий взгляд.

– Если они погубят пророчицу, – свистяще зашептал парень, – в Грейстоун придёт большая беда. Такая, какой ещё не знала Атсхалия.

– О чём ты? – Ланс ощутил между лопаток знакомый холод. – Пророчицу?..

– Она изъявляет волю Атсхала. Она – лес. Мне нашептала… спокойное время уходит, грядёт новый мир. Он будет другой – агрессивный, изменчивый. И придёт следующий…

Ланс нахмурился, из бессвязного бреда Келиба он мало что понял.

Хлопнула дверь. Вздрогнув, он обернулся и встретился глазами с вернувшейся матерью.

– Как он? – Айна скинула платок, поставила на стол перевязанную бечёвкой баночку и присела около сыновей.

Взгляд Келиба стал осмысленным, радужка поменяла цвет с жёлтого на голубой от природы. Он печально посмотрел на родных. Те довели парня до кровати и уложили. Не выпуская из ладоней вялую руку младшего сына, Айна попросила:

– Ланс, приведи отца, мне страшно.

Невольно вспоминая виденное в горах, тот задумчиво посмотрел на брата.

– Почему он говорил про знахарку? Что у вас тут стряслось?

Айна с тревогой оглянулась на окно.

– Это всё из-за мора. Жители Грейстоуна словно помешались. Они уверили себя в том, что во всём виновата Наринга, и пошли на болото. И я даже думать боюсь, зачем.

– Уверили? – переспросил Ланс и внимательно посмотрел на мать. – А ты? Ты тоже?

Плечи Айны опустились. Она провела ладонью по взмокшему лбу Келиба.

– Я уже и не знаю. Магнус видел её сегодня в лесу. Говорит, сам слышал, как она зазывала в Грейстоун чёрную смерть.

Запрокинув голову, Ланс глубоко втянул носом воздух. Никогда не любил Нарингу, это правда. Но поверить в такое!.. Нет, не поверил бы. Да и призыв к расправе, давно обещанный старухе жестокосердными соседями, ни за что бы не поддержал.

– Выходит, отец с ними? – спросил он, исподлобья глядя на мать.

Она покачала головой:

– Он пошёл, чтобы во всём разобраться.

Незаметно уснувший Келиб издал тихий стон. Под глазами парня пролегли синие тени, придавая бледному лицу болезненный вид.

– Справишься? – кивнул на него Ланс и поднялся. – Я скоро.

Оставив мать у постели больного брата, он покинул комнату, прихватил оброненные у лавки рукавицы и открыл дверь на двор.

За окраиной, где начиналось болото, не умолкал гвалт голосов. В холодном воздухе расплывался запах горящего масла.

«Зло войдёт в дома тех, кто призывает большую беду, и Грейстоун испытает гнев духа Атсхалии».

Слова бесплотного старца крепко врезались в память и постепенно обретали пугающий смысл. В груди Ланса толкнулись обречённость и скорбь. Опасаясь самого худшего, он перешёл на бег и помчался в лес, где за деревьями всё яростнее мелькали огненные пятна.

Глава 22

Спеша опередить озлобленную толпу, Магнус торопливо продирался непролазными дебрями напрямик через лес. Он всегда знал, случись что в Грейстоуне, первой, на кого падёт гнев его жителей, окажется Наринга.

Но нельзя позволять кому бы то ни было самовольно решать чужую судьбу. Вину доказать ещё надо.

Вместе с тем он прекрасно понимал, что распалённую ненависть сельчан, подпитанную страхом и горем, ему остановить не под силу. Несчастье пожаловало едва ли не в каждый дом. Страдание, обратившись в гнев, срочно требовало выхода.

Ничего другого Мордок сейчас не желал столь же сильно, как убедиться в том, что не зря верил знахарке. Столько лет он прикрывал старуху от досужих бредней и перетолков, потому как не чуял в ней скверны.

Однако виденное в горах не оставляло надежд. Ну и как ему, самому находясь в душевном смятении, пытаться убеждать в чём-то других?!

«Накрой Грейстоун своей чёрной тенью». Что это, если не призыв безжалостного мора?

Магнус рывком распахнул дверь маленького приземистого домишки и переступил порог. Согнувшись у очага, Наринга подбрасывала в огонь поленья. Она повернула голову (невероятно спокойная и неспешная) и встретилась с горящим от негодования взглядом. Мордок сжимал в руках грязный плащ, с которого на дощатый пол падали капли растаявшей крови.

– Расскажи мне об этом, – потребовал он. Разогнув сгорбленную спину, знахарка молча посмотрела на гостя. – Молчишь? – Он бросил к её ногам окровавленную хламиду.

И тут его взгляд упал на закрытые ставни. Знаки! Угольные символы! Как же он мог забыть?.. Не иначе рука самого беса