Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Самой последней партией арестованных, которую привели на суд императора, были его родичи. И вот они вели себя более-менее достойно не опускаюсь до истерик и попыток выпросить милость. Они вообще молчали, даже в итоге отказались от последнего слова, так что в этот раз всё прошло быстро, а император смогу сразу перейти к вынесению вердикта. На лице Виктор даже мускул не дрогнул, когда он озвучивал приговор — смертная казнь через обезглавливание. Большинство выживших бунтовщиков, которых тут даже не было, будут по-тихому расстреляны, им ещё в первые полчаса заседания вынесли такой приговор. Других лидеров ждёт уже публичный расстрел.
И только Рюриковичи-предатели будут казнены посредством отрубания головы. Жёстко, прям как в старину. Стоит ли всё доводить до такого? С моей точки зрения можно было обойтись всё тем же расстрелом, но и Виктора можно было понять — предательство со стороны близких самое страшное. А у его родичей было абсолютно всё, однако тем не менее они пошли на бунт. Поэтому их приговор самый жестокий.
Вот вроде ничего и не делал, толико сидел и смотрел, а по итогу чувствую себя как выжатый лимон. К одиннадцати часам, когда судебное заседание закончилось, я с Пожарским и Романовым вышли крайне усталыми. Мы считай с обеда втроём находимся вместе, даже сидели рядом.
— Выпить после такого хочется, — скзаал Пожарский. — Причём не вина или коньяка, а водки.
— А вы после водки завтра будете в состоянии передвигаться в вашем возрасте? — Спросил я усмехнувшись.
— Сопляк ты болтливый, Зотов. Но говоришь правду. Завтра ещё более важный день чем сегодня, надо быть в форме. А я парой стопок не обойдусь, не после этого… шоу.
— Сам бы тоже выпил чего-нибудь горячительного, — признался Романов. — На разных судах я бывал, пять раз сам выступал в роли судьи. Но всё всегда было проще. Обычные разборки дворян, случаи, когда две стороны могут договориться друг с другом лишь через суд и всё в том же духе. Сегодня всё тоже вроде было очевидно, но как-то это всё было чрезвычайно неприятно. И грязно.
— Зато родичи императора хотя бы смогли с достоинством пройти через это, — скзаал я. — Выглядели они подавленно, уже смирились со своей судьбой, но не были ни истерик, ни слёз, ни просьб сохранить им жизни. Уже что-то с учётом, что их приговор оказался самым жестоким.
— Сегодня они действительно смогли показать своё достоинство, но что будет завтра? — Задал вопрос Пожарский. — Оказавшись на глазах у народа будучи в шаге от смерти… Справиться с подобным давлением под силу самым стойким и сильным духом. И боюсь, что таких людей среди осуждённых на смерть будет не так уж много.
Старик прав. Мне в прошлой жизни довелось видеть много казней, иногда я сам выступал в роли палача. Бывали те, кто почти до самого конца держался хорошо, но в последний миг давали слабину. Особенно женщины. Чёрт, я прекрасно знаю, что именно женщины иногда самые коварные и опасные существа во всей грёбанной вселенной, но ненавижу казни женщин. У всех свои слабости.
И видимо не только у меня сей момент вызывает неоднозначные эмоции.
— Поговорю с Государём, пускай хотя бы немногих женщин, приговорённых к смерти, не будут казнить на публике, — сказал Романовы. — Плохое это дело, лучше обойтись без этого.
— Считай твоё предложение принято, — сказал кто-то позади нас.
Вся наша троица моментально обернулась. Мы уже давно одни остались в этом коридоре одни, но теперь к нам подошёл сам император.
— Государь, — мы тут же поклонились.
— Оставьте уже эти формальности, — устало махнул рукой Виктор. — Я сейчас устал едва ли не больше, чем за первый день бунта и мне уже нет дела до соблюдения всех правил, формальностей и даже за языком следить не особенно хочется. Насчёт казней женщин предложение толковое, мои люди сегодня ночью всё сделают как можно гуманнее. Хоть где-то я могу проявить свою милость. Остальных ждёт смерть завтра прямо на Красной Площади.
— И кого назначат палачами? — Спросил Пожарский. — Добровольцев будет маловато, никто не любит это дело.
— Несколько желающих всё же есть, особенно среди немногочисленных выживших в полиции и подразделениях, которые взбунтовались. Эти люди отказались пойти против меня и чуть не погибли из-за этого. Кое-кто из моей личной гвардии тоже готов исполнить свой долг. А вот что касается казни моих родичей… Видимо придётся всё делать…
— Мне, — перебил я императора чем вызвал удивление у всех собравшихся. — Вашего родича взял живьём в том подземном тоннеле, большую часть славы по подавлению бунта вы мне сами приписали. По всем правилам мне и доводить дело до конца. Без обид Государь, но вы сегодня уже показали, что готовы даже своих родичей отправить на смерть за их преступления. Больше ничего доказывать не надо, исполнить приговор может кто-либо другой. Мне будет куда проще сделать это и угрызения совести меня мучить не будут.
Рюрикович всерьёз задумался над моими словами. Он у нас, конечно, император и самостоятельная личность, но от такого предложения очень уж сложно отказаться. А затем меня и вовсе поддержали оба князя.
— Послушай парнишку, — сказал Пожарский. — Уж сколько я не ворчу на него, но рука у него действительно не дрогнет. И у него есть право выступить палачом твоей родни.
— Соглашайся, — продолжил Романов. — Ты действительно всем и всё доказал, а народ поймёт почему не ты сам казнил свои родичей. В любой другой ситуации я сам был бы против того, чтобы их казнил шестнадцатилетний парень. Но наш барон особый случай и репутацию он себе заработал. Так будет лучше для всех.
— Хорошо, пускай будет так, — сдался под общим нажимом. — Спасибо Никита, я это очень ценю.
Лишь киваю головой. Помогу немного императору сняв с него часть ноши. Раз уж всё равно придётся так или иначе принять участие в этом деле, то можно поучаствовать поактивнее. И уж простите за прагматичность, но будет неплохо если Государь