в этой обстановке нам следует ждать нового, важного задания из Москвы. И оно не замедлило поступить. Приказ был лаконичен — отряду предписывалось любой ценой взорвать единственный двухколейный железнодорожный мост через реку Горинь между Здолбуново и Шепетовкой. Немцы буквально дрожали над ним, и не без основания — его уничтожение прервало бы снабжение фашистской армии в самое неподходящее для гитлеровцев время. Признаться, мы уже и сами об этом не раз подумывали, но, учитывая чрезвычайную сложность диверсии, не спешили. Теперь откладывать было уже нельзя. Приказ есть приказ.

Мост оказался крепким орешком, и, чтобы раскусить его, нужно было изрядно поломать голову. Непосредственную охрану моста несла рота солдат. Со стороны обоих выездов угрожающе уставились в небо стволы зенитных орудий. Опытные глаза наших разведчиков насчитывали там же несколько тщательно замаскированных минометных батарей и два десятка пулеметных гнезд. По ночам через каждые 10—15 минут над мостом взлетали осветительные ракеты и опускались на парашютиках, заливая окрестности ослепительно белым мертвенным светом. Дежурные пулеметчики то и дело выпускали в сторону леса длинные очереди. О том, чтобы подойти к мосту со стороны въездов, не могло быть и речи. Нужно было искать какое-то другое решение, чтобы уничтожением моста подвести естественный итог боевой и разведывательной деятельности нашего отряда в районе Здолбуново.

Обо всем этом шла речь в землянке Медведева, когда в июле он собрал в лагере всех, до чьего сведения счел нужным довести приказ Москвы.

— В первую очередь, — обратился Дмитрий Николаевич к Гнидюку, — я рассчитываю на здолбуновское подполье. У вас хорошие связи, знакомство. Все это нужно использовать. Нельзя терять ни одного дня.

Наконец, все пришли к выводу: мост можно взорвать, только сбросив на него мину с поезда. Для этого требовался снаряд большой разрушительной силы, весом в 40—50 килограммов.

— Имейте в виду, что с выполнением этого задания надо спешить. Учтите, что взрыв моста поручен одновременно и другим отрядам и группам, — предупредил Медведев.

Поручить Коле с его неистощимой фантазией столь важную операцию — значило вызвать к жизни десятки планов, подчас совершенно невероятных. Но я не сомневайся, что, как это уже не раз случалось, Гнидюк, умеющий использовать в нужных целях самую крохотную зацепочку, найдет правильное решение. После таких слов Медведева Гнидюк не мог спокойно ждать времени отправки в Здолбуново. Коля действительно, как он мне впоследствии говорил, боялся, что Прозоровский мост взорвут без него. Пришлось эту задачу ему решать на месте, в Здолбуново.

Изготовить мощную мину нашим специалистам было проще простого. Но как доставить ее на мост? Гражданским лицам проезд во всех поездах в направлении Шепетовки без специального пропуска категорически запрещался. Тщательно — до деталей — продуманная система контроля исключала полностью возможность проезда «зайцем», без документов.

И все же решение было найдено и утверждено командованием отряда.

…Николай Гнидюк после ухода от Шмерег долго не мог найти себе в Здолбуново подходящего жилья. В городе шли беспрерывные облавы и проверки. Квартиру нужно было найти немедленно. По совету Жоржа Жукотинского Николай решил обратиться к Пилипчукам. Сестру Владека Ванду он тоже хорошо знал. С этой жизнерадостной, крепкой девушкой, выглядевшей старше своих лет, Николай познакомился при довольно необычных обстоятельствах.

Придя как-то в Ровно к своему дальнему родственнику, нашему подпольщику, Ванда застала там нашего разведчика «пана Болека» — Михаила Макаровича Шевчука. Шевчук, всегда старавшийся завязать на всякий случай лишнее знакомство, напросился к Ванде в гости.

Ванда растерялась: про этого «пана Болека», коренастого, плотно сбитого человека, говаривали недоброе, считали, что он работает в гестапо.

Отказать «пану Болеку» — Шевчуку девушка не решилась — на то у нее были свои основания — и согласилась, хотя и не очень охотно, принять гостя.

— Вот и отлично, панна Ванда, — весело воскликнул Шевчук, — на днях непременно навещу.

Действительно, не прошло и недели, как к скромному домику Пилипчуков на Долгой улице подкатил легковой автомобиль.

За рулем сидел партизан Иван Белов. На заднем сиденье небрежно развалились «пан Болек» и «пан Багинский».

С тех пор Гнидюк стал часто захаживать к Ванде. Постелено девушка прониклась к нему некоторым доверием, хотя и не забыла, что с молодым преуспевающим коммерсантом ее познакомил, как со своим другом, «гестаповец пан Болек». Она надеялась, что в известной степени приятельские отношения с Шевчуком и Гнидюком в трудную минуту смогут избавить ее от серьезных неприятностей. Дело в том, что еще в 1942 году Ванду насильно отправили в Германию. В Ковеле, бросив свой чемодан на произвол судьбы, девушка бежала из эшелона и со многими приключениями вернулась домой.

Страх, что этот факт может стать известным немецким властям, и заставлял Ванду принимать у себя в доме «пана Болека» и «пана Багинского».

Когда симпатия к жизнерадостному, открытому парню брала верх над недоверием, Ванде казалось, что ее подозрение о характере связи между Гнидюком и Шевчуком лишены оснований, что это всего лишь деловое знакомство.

Неизвестно, сколь долго длилось бы это недоразумение, если бы Гнидюк, убедившись, что на девушку можно положиться, не признался ей, что он является разведчиком-партизаном.

С этого дня Ванда Пилипчук, как и ее старший брат Владек, стала нашей разведчицей, одним из звеньев в сложной цепи здолбуновского подполья.

В последнее время Гнидюк как-то не встречался с Вандой, и поэтому немудрено, что в домике на Долгой улице его ожидал сюрприз.

В гостиной за накрытым столом рядом с Вандой сидел представительный мужчина лет сорока пяти в черном мундире. Гнидюку прямо-таки везло на знакомство с гестаповцами! Не поведя бровью, Николай щелкнул каблуками и представился:

— Ян Багинский, двоюродный брат панны Ванды. С кем имею честь?

Гестаповец несколько растерялся, но на приветствие ответил, назвавшись Генеком Ясневским, сотрудником специального отдела гестапо по охране железнодорожных объектов.

«Польщенный» таким знакомством, Гнидюк постарался как следует напоить гостя. С каждой рюмкой настороженность Ясневского таяла, уступая место хвастливой болтливости и самолюбованию. Гнидюк слушал, восторгался подвигами гестаповца, сочувствовал трудной службе пана Ясневского и делал для себя кое-какие выгоды.

Неожиданно ухажер Ванды впал в слезливый тон. От бравады не осталось и следа.

— Вообще, пан Багинский, — он доверительно нагнулся к Николаю, — чтобы я очень любил немцев — так это не так. Я такой же добрый поляк и католик, как и вы. Вы же знаете, как они платят в гестапо. Кабы не гроши… Но если вы думаете, что их дают даром, то ошибаетесь. Мне дали такую должность, что еле жив остался во время налета партизан. Теперь, правда, после ранения служу на самой станции.

Наконец Генек встал, силясь взять себя в руки. Ванда встревоженно взглянула на Николая. Тот, также взглядом, успокоил