— Я не совсем представляю, как мне нужно поступать, — пробормотал он.

— Вы никогда не были с женщиной? — Ее очки были слишком близко.

— Я начинаю вспоминать, — признался он, — но боюсь оказаться несостоятельным.

— Почему? — не поняла она.

— Насколько я понял, самое большое удовольствие вы получили на своей даче, когда позвали туда охранника, работающего у соседей и он применил грубую силу. Боюсь, что у меня так не получится, — сказал он, сдерживая улыбку.

Она расхохоталась. И сняла очки, положив их на тумбочку. Дальше все было гораздо проще.

Дронго взглянул на часы. Уже половина десятого вечера. Посмотрел на женщину. Она накрылась одеялом, чтобы он не видел ее счастливого лица. Или вообще не хотела, чтобы мужчина смотрел на нее, когда она спала. Сыщик осторожно поднялся. Прошел в ванную комнату, закрыл дверь, открыл воду, встал под душ.

Кажется, сегодня он повел себя не совсем адекватно. Дело было не в том, что он сблизился с молодой женщиной, которая ему явно нравилась. Дело было в его внутренних сомнениях. Если ему предложили бы выбирать между Гаврилко и Лакшиной, определяя, кто из них мог быть возможным координатором или «страховочным» вариантом, он безо всякого сомнения выбрал бы женщину. Она не боялась крови, была явно сильным, волевым человеком. И при необходимости могла пойти до конца. Если по каким-то причинам Анастасии Асамовой не удалось бы убить своего спутника, то ее вполне могла подстраховать другая женщина. Может, это ее отпечатки пальцев и были в купе, а он наивно полагал, что их оставила молоденькая официантка.

С другой стороны, он не хотел верить в эту вероятность. Но тогда оставался только Гаврилко, который явно не подходил на эту роль. А может, именно поэтому и был выбран в качестве возможного запасного варианта? Нет. Представить его в роли убийцы было практически невозможно. Больше в вагоне никого не было. Руководитель поездной бригады? Тоже не подходит. Он должен был возвращаться в Москву, как и все остальные проводники. Это должен быть самостоятельный, независимый от остальных человек, который имеет достаточно времени, чтобы при необходимости убрать выжившего Цвераву. Самое важное условие — он должен находиться рядом с ними, в Берлине.

Дронго выключил воду, взял большое полотенце. Хорошо, что здесь кладут по два полотенца. Второе он оставил для Натальи.

«Думай, думай, — размышлял он над случившемся. — Почему организатор убийства был так уверен, что Анастасия Асамова справится с двойным убийством. Предположим, что у нее был хороший партнер. Возможно, тоже убийца. Но как они могли рассчитывать на женщину, которая должна была заменить Асамову в купе? Что они ей говорили? Как смогли убедить надеть ночную рубашку и лечь на ее место? А если бы все сорвалось. Тогда Георгий спокойно уехал бы в Италию и еще забрал бы с собой Анастасию Асамову, постепенно превращавшуюся в Альбину Брустину. Она могла решить в последний момент, что ей совсем необязательно вспоминать о своем настоящем имени. Ее спутник был богатым, внимательным, готов был выполнить любое ее желание и предлагал ей чудесный отдых в Италии. Может, в Сардинии или на Капри. Что еще нужно для полного счастья? И зачем стрелять в это счастье собственными руками?»

А если бы она передумала? Что тогда могли предложить организаторы этого убийства? Ведь своего напарника, который должен был появиться в соседнем вагоне под именем Мариуша Скавроньского, она знала в лицо. А человек, который должен был ее подстраховать или заменить в самом крайнем случае, не мог быть ее знакомым. Может, поэтому Асамова так озадаченно и внимательно смотрела на самого Дронго? Ведь она была неглупой женщиной и понимала, что ей могут найти замену, так как в последний момент она может дрогнуть. И эта замена могла появиться в лице известного эксперта по преступности, который мог задушить ее спутника голыми руками.

Он подумал, что ему всегда были интересны такие женщины. Она спала с Цверавой в одной постели, уже зная, что утром убьет его. Готовилась к этому несколько месяцев. И несколько месяцев спала с еще живым покойником. Интересно, что именно она чувствовала. Жалость? Сострадание? Вряд ли такие чувства у нее вообще были. Чувство удовлетворения? Возможно. Ведь ей удалось перехитрить не только самого Цвераву, но и его телохранителей. Чувство мести? Нет, не похоже. Скорее чувство удовлетворения от самой мысли, что ей удалось так блестяще сыграть свою роль. Но все равно это сложно. Обнимать человека, которого ты будешь убивать. Невероятно сложно. Должна быть очень устойчивая психика, сильная воля.

Он оделся, вышел из ванной, посмотрел на кровать. Женщина еще спала. А если она из такой же категории? Из похожего сплава эгоизма, эгоцентризма, равнодушия, холодной отстраненности, чрезмерного чувства собственного превосходства. И, наконец, оплата. Наверняка Анастасии-Альбине оплатили это убийство по высшему разряду, ведь ей столько времени пришлось провести рядом со своей потенциальной жертвой. За подобные испытания нужно платить особую плату, своего рода «сверхурочные». Хотя, наверное, ей действительно было нелегко. Разница в более чем тридцать лет. Еще неизвестно, кому было труднее — этому шестидесятишестилетнему мужчине или ей, относительно молодой женщине, которой приходилось терпеть присутствие столь пожилого друга. Поневоле превратишься в убийцу.

Наталья все еще спала. Дронго надел пиджак, завязал галстук и осторожно вышел из номера, закрыв за собой дверь и повесив табличку, чтобы его не беспокоили, а сам пошел вниз, в холл. Итак, четыре убийства подряд. И все для того, чтобы скрыть реалии первого, самого важного убийства, когда был устранен Георгий Цверава. Отсюда вывод — нужно найти того, кого они пытались скрыть. Его или ее нужно вычислить.

Он подошел к портье и попросил городской телефон. Набрал номер комиссара. Тот сразу снял трубку.

— Добрый вечер, — сказал Дронго, — что у вас нового?

— Откуда вы говорите? — спросил, явно сдерживаясь, комиссар.

— Из «Штайнбергера», — пояснил Дронго, — куда вы меня сами и направили.

— Чтобы спасти вас, а не для того, чтобы вы кувыркались в кровати с этой пассажиркой.

— Мои моральные принципы буду блюсти я сам, — сообщил Дронго, — не нужно так ханжески это переживать. Или вы заодно установили и камеры наблюдения в каждом номере?

— Вы прекрасно знаете, что камер нет. А вот микрофоны есть, и мы все слышим.

— Именно поэтому мы старались особенно не шуметь, чтобы не смущать ваших молодых сотрудников. Как вы считаете, это нам удалось?

— Хватит издеваться, — окончательно разозлился комиссар. — Поняли, что ничего не можете сделать, и решили устроить вот такую безобразную сцену. Это было очень неразумно с вашей стороны. Теперь я не смогу верить в вашу объективность при оценке деятельности фрау Лакшиной. И со вторым пассажиром тоже не все так просто. Ваши любые выпады против него я буду рассматривать через призму ваших отношений с Лакшиной. Получается, что, как независимый эксперт и аналитик, вы себя полностью исчерпали и скомпрометировали.