меняется, а девчонка сладко потягивается. Делаю вид, что читаю, а сам тупо смотрю в экран. Чувствую изучающий взгляд девчонки на своём лице и начинаю нервно постукивать пальцами по губам.

— Доброе утро, — нежный голос, от которого по спине идут импульсы.

Обожаю её голос. Её всю. Каждую клеточку её тела. Рассматриваю жадно сонную Снежану. Она кутается в одеяло, но хрупкие плечи всё равно выглядывают из кокона. Острые ключицы хочется прикусить. Как и губы, которые она облизывает. К моей радости я не вижу, чтобы они припухли. Не вижу следов того, что её вечер вчера был жарким.

Вчера не был, но сегодня может быть. Потому что Снежана вновь пойдёт на свидание. Он ей понравился. Этот белобрысый урод ей понравился. Я не могу скрыть эмоции. Практически рычу на Снежану. Сжимаю с силой подлокотники кресла, желая, чтобы под пальцами оказалась шея этого Миши.

Когда Снежинка зовёт меня фотографироваться, хочу отказаться. Ненавижу делать фотографии. Я что, моделька какая? Нахрена это всё нужно? Но прежде, чем отказаться, я осознаю, что это шанс увидеть их отношения. Увидеть по глазам Снежаны, влюблена ли она или нет.

Почему с каждой новой минутой мне кажется, что я теряю Снежану? Почему кажется, что она отдаляется, закрывается? Почему бл*ть я чувствую это чёртово отчаяние и беспомощность?

Ответы на все эти вопросы я не могу найти. И не хочу. Потому что я признаю поражение. Потому что я признаю, что Рома был прав. Я трус, который тянул до последнего. Ссыкло, которое упустило возможность быть с любимой девушкой. Да, любимой, я признал это. Хрен знает сколько времени любимой. Всегда был повёрнут на ней, сколько себя помню. Всегда. И всегда трусил признаться. Всегда дико ревновал, желая завладеть всем её вниманием. Только бы она не смотрела в сторону других.

Сидя на кухне и наблюдая за тем, как она хлопает сонно глазами и медленно жуёт пирожки, я готов на весь мир орать о том, как сильно я люблю эту девушку. На весь мир, но только не признаться в этом ей на кухне, без свидетелей.

Когда снимал крошку с её губ, думал, что хотеть её больше просто невозможно. Что восхищаться ей и любить невозможно. Но снова ошибался. Когда в студии увидел её в этом полупрозрачном белом платье, которое просто не оставляет простора для фантазии, я задыхаюсь.

На меня ступор нападет. Она… как можно подобрать хоть одно слово, чтобы описать ту гремучую смесь, что бурлила в груди?

Мне кажется, что я сдохну, если не коснусь её. И будто кто-то свыше услышал и решил сжалиться надо мной. Моя малышка оказалась возле меня. Моя рука, которая кажется просто огромной и несуразной, на её тонкой талии. А холодные пальчики любимой малышки на моей груди.

Пальцами сминаю ткань платья, слыша треск. Мне плевать, потому что в зелёных омутах я вижу такую гамму эмоций. Я дышать боюсь. Моргнуть боюсь. Что если это просто игра моего воображения? Что если мне просто кажется, что дыхание Снежаны участилось?

Но из этой нирваны меня жёстко выдёргивают, когда я вижу следы помады на губах этого урода. У меня бл*ть мутная пелена перед глазами появляется. Мне хочется стереть довольную ухмылку с губ этого урода. Что я и спешу сделать, схватив его за грудки. Хочу размазать его, стереть с лица Земли. Только бы он больше не приближался к Снежане. Только бы бл*ть не смел целовать её губы и касаться нежного тела.

— Что ты так взбесился, Ромео? Позы для фотографии не устроили?

Но Снежана вылетела из комнаты до того, как я впечатал кулак в улыбающуюся рожу. Испуганно залепетала что-то, повиснув на моей руке. Взгляд на лицо малышки кинул и озверел. Подался вперёд, готовый стереть остатки помады с её губ. Больно. Как же бл*ть больно. Одно дело просто догадываться, что она целовалась с белобрысым. А совсем другое видеть явное доказательство.

Я них*я не понимаю. Не догоняю, почему Миша позволяет Снежинке прижиматься обнажённым телом ко мне. Почему бегает с фотоаппаратом такой довольный вокруг?

Но эти мысли быстро из головы вылетают. Потому что я чувствую острые вершинки сосков Снежинки, которые вжимаются чуть ниже моей груди. Я клянусь, что понятия не имею, как не кончил. Это бл*ть чистейший оргазм. Она, в одних трусиках, с широко распахнутыми глазами и учащённым дыханием. Тянется ко мне. Привстаёт на носочки. Приоткрывает губы. Моя девочка реагирует на меня. Тянется ко мне за поцелуем. Я готов впиться в её губы, ворваться языком, но на задворках сознания помню, что мы не одни.

После фотосессии я ухожу. Не могу найти себе места. Я просто не знаю, куда себя деть. Руки снова трясутся и холодеют. Покупаю сигареты и выкуриваю практически всю пачку. Вновь надеясь, что никотин вытравит всю ревность и боль. Надеясь, что сизый дым перекроет все те картинки, что мелькают перед глазами. Что если после моего ухода, он трахнул Снежану? Что если он возбудился во время фотосессии не меньше, чем я? Что если… чёртовы сомнения. Чёртово если…

Сигареты не помогают. Иду в зал, где колочу грушу до тех пор, пока мышцы рук и ног не начинают дрожать от напряжения. Пока не валюсь на колени возле груши.

В этой части зала никого нет в столь позднее время, поэтому я позволяю себе заорать. Как заорать? Сил даже на крик не хватает. Больше походит на бессильное рычание. Стоя на коленях, упираюсь локтями в пол и падаю лбом на прохладные перчатки. Я могу измотать своё тело, физически довести до изнеможенья, но чёртово сердце и ноющая душа продолжают медленно уничтожать меня.

Я бл*ть чувствую в носу это щекочущее чувство, предвещающее слёзы. Да! Я как сопливый пацан готов рыдать. Выть. Ныть. Плакать.

Потому что я чувствую беспомощность.

Невозможно избавиться от мыслей о девчонке. А она будто добить меня решила. Одними только словами убить.

— Научи меня целоваться…

Это те слова, которые я не смогу забыть никогда. Просьба, от которой сердце проваливается в пятки, а затем начинает колотиться в глотке. Так быстро, будто у меня тахикардия. С этими словами наступает новый виток боли. Потому что медленно до сознания доходит о чём именно просит Снежана.

Она желает, чтобы я научил её целоваться. Чтобы после она побежала целовать белобрысого мудака. Конченного придурка, который не достоин даже её реснички. Никто не достоин Снежинки. Я сам не достоин.

Я говорил уже, что я слабак? Что