Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Основа музыки / Чжи юэ
Кто желает послушать музыку высшего порядка, тому следует отправиться в страну высшего образа правления. Ибо где правит благородство, там и музыка зовет к высокому, и где правит подлость, там и музыка зовет к низости. И у поколения, проникнутого смутой, сходит за радость распутство. Нынче вот закроют окна, запрут двери и шумят так, что сотрясаются небо и земля.
Во времена Чэн Тана[290] перед дворцом вырос колос. Он вылез из земли на закате, а на рассвете был уже настолько толст, что его невозможно было обхватить двумя руками. Прорицатель просил соизволения гадать о причине на щите черепахи, но Тан прогнал его со словами: «Я слышал, что благие знамения предвещают счастье. Но если при благих знамениях творить дурные дела, счастья не будет. Дурные знамения предвещают несчастья. Но если при дурных знамениях творить добрые дела, несчастья не будет». И он стал созывать совет рано, а покидать его поздно, стал осведомляться о больных и отдавать почести умершим и помыслы свои стал направлять на доброе и помощь народу. И через три дня колос пропал. Посему и говорится: «Несчастье — опора счастья, счастье — сосуд несчастья». Однако очевидно это лишь для мудреца. Человеку толпы откуда может быть известно сокровенное??
В шестую луну восьмого года правления чжоуский Вэнь-ван[291] заболел и слег. На пятый день его болезни случилось землетрясение, не распространившееся, однако, за пределы столицы ни к северу, ни к югу, ни к востоку, ни к западу. Тогда прорицатели стали упрашивать: «Мы, ваши подданные, слыхали, что землетрясения подвластны правителям. Ныне вы, царь, в горячке пятый день, случилось землетрясение, которое не вышло за пределы чжоуской столицы. Все подданные охвачены страхом. Выражаем просьбу: прекратите это несчастье!» Вэнь-ван отвечал: «Как же могу я прекратить это несчастье?» Тогда прорицатели сказали: «Следует начать большие работы, согнать массу народа, начать надстраивать столичные стены, и беда, быть может, отступит». Вэнь-ван ответил: «Это невозможно! Небо ниспосылает знамения, дабы покарать преступного. Очевидно, я виновен в преступлениях. Вот небо и наказывает меня. И если я начну большие работы, сгоню массу народа, начну надстраивать столичные стены, я этим лишь усугублю свои вины. Нет, это невозможно! Мне следует заняться своим поведением и взяться за добрые дела, тогда, быть может, беда и отступит». И он пересмотрел придворные обряды, оказал расположение чжухоу[292], одарив их конями и мехами, исправил свои наставления и указы, наградил смельчаков яшмой и шелком, распределил по достоинству ранги и титулы, размежевал по справедливости наделы, облагодетельствовав тем многих подданных. И в недолгом времени недуг его прекратился. Землетрясение случилось на восьмой год правления Вэнь-вана. После этого он правил еще сорок три года. Скончался он, процарствовав пятьдесят один год. Так Вэнь-ван прекращал бедствия и уничтожал последствия дурных знамений.
Во времена Цзин-гуна из царства Сун в созвездии Синь появилась звезда-огонь Инхо[293]. Цзин-гун, охваченный страхом, призвал к себе Цзы Вэя[294] и спросил: «К чему бы это Инхо в Синь?» Цзы Вэй сказал: «Инхо — это кара небес. Созвездие Синь — это область царства Сун. Вас, господин, постигнет несчастье. Однако вину можно приписать и правящему министру». Цзин-гун сказал: «Мы правим страной вместе с министром, и если за это предать его одного смерти, это будет недобрым знаком». Цзы Вэй сказал: «Может, это вина народа?» Цзин-гун отвечал: «Если умрет весь народ, то кем же тогда я стану править? Лучше уж умереть самому!» Цзы Вэй сказал: «Может, повинен неурожай?» Цзин-гун сказал: «В голодный год из-за неурожая народ, конечно, вымрет. Быть правителем и убивать подданных ради того, чтобы выжить самому, — кто же сочтет меня после этого правителем? Нет, это мне веление судьбы, и я обязан принять его. Вы можете больше ничего не говорить». Цзы Вэй было ушел, но потом повернулся и с поклоном сказал: «Я, ваш слуга, осмелюсь вас поздравить. Говорят, небо высоко, но слышит голос малого человека. Вы, господин, трижды в речах выразили совершенное дэ, и небо трижды наградит вас. Нынешним же вечером Инхо передвинется на три стоянки, и ваша, господин, жизнь продлится на двадцать один год». Цзин-гун спросил тогда: «Откуда это вам известно?» И услышал в ответ: «За три добрых речи следует три награды. Значит, Инхо передвинется на три стоянки[295]. В каждой четверти неба по семь созвездий, от одной стоянки до другой считается семь лет. Трижды семь — двадцать один. Поэтому я и говорю, что ваша жизнь, господин, продлится на двадцать один год. Я прошу позволения лечь у подножия трона и ждать этого события. Если Инхо не передвинется, прошу лишить меня жизни». Цзин-гун сказал: «Быть посему!» В тот же вечер Инхо передвинулась на три стоянки.
ГЛАВА ПЯТАЯ
О миропорядке / Мин ли
Пять ди и три вана[296] достигли высшего понимания музыки. Правитель царства, охваченного смутой, не имеющий никакого представления о музыке, — это правитель заурядный. Хотя он по милости неба и попал в правители, но что составляет суть истинного правителя, ему неизвестно. Поистине он достоин сочувствия, ибо подобен пытающемуся сидеть прямо в покосившемся доме. То, что ему покажется прямым, прямым отнюдь не будет.
Жизнь не есть следствие проявления одной силы[297], рост не есть следствие исполнения одной вещью своего предназначения, и в завершении — успех не одного обретшего форму. Туда, где соберется много справедливых, счастье не может не прийти, и там, где соберется масса распутных, беда не заставит себя ждать.
И тогда ветры и дожди начинаются не ко времени, сладостные дожди не орошают землю, иней и снег не по сезону, холод и жар не когда следует, инь и ян[298] не по порядку, четыре времени года не в срок сменяют друг друга. Народ пускается во всевозможное распутство, становится склонным к суете. У птиц и зверей птенцы и звереныши рождаются уродами и не растут, деревья и травы сохнут и не тянутся вверх,