Он поднялся, подошел к женщине и, коротко размахнувшись, влепил ей пощечину. Марта вскрикнула, на глазах выступили слезы. Буряк вцепился ей в руку, сильно сжал запястье, левой рукой вытащил из кармана выкидной нож. Щелкнула пружина, лезвие блеснуло в свете лампы.

– Ты сделаешь то, что тебе говорят, – прошептал Буряк. – Иначе плохо кончишь. Я лично достану тебя хоть из-под земли. И вот этой рукой порежу морду. Когда выпишешься из больницы, съедешь с этой квартиры, потому что нечем будет платить за нее. Станешь работать в районе порта, на улице. За десять марок отсасывать в подворотнях у пьяных моряков. Потому что ни днем, ни на трезвую голову, на тебя никто не позарится. Поняла?

Женщина заплакала. Покраснели глаза, опустились уголки губ, потускнул макияж. На лбу и щеках проявились морщины. За одну минуту лицо Марты осунулось и постарело сразу на десять лет.

– И еще одна вещь, – продолжил Буряк. – У тебя есть сын. Он живет на родине, в Кракове, у твоих родителей. Хороший такой мальчик, шустрый. В школу ходит, мамочке письма пишет и катается на велосипеде. Жаль, если вдруг с ним что-то случиться. Например, под машину попадет. Поняла?

Буряк с силой тряхнул Марту за руку. Женщина кивнула головой. Слезы катились по щекам, оставляя за собой темные полосы. Буряк убрал нож, вытащил из кармана и вложил в вырез блузки бумажку с номером телефона.

– Когда Яночка придет к тебе, выйдешь в соседнюю комнату и позвонишь по этому телефону. Спросишь Гюнтера. Скажи только пару слов: он здесь.

Буряк отпустил руку женщины, вернулся к кровати, захватил сумку и ушел не прощаясь.

Прага, Центральный вокзал. 10 октября.

Утром Колчин проводил Донцова на вокзал. Поезд подали на перрон за четверть часа до отправления, Донцов сам нес чемоданчик, держа его в здоровой левой руке. Правая рука была забинтована по локоть, но повязка не видна под рукавом плаща. Он неплохо выглядел. Неплохо, для человека, три дня назад получившего пулевое ранение.

– Как самочувствие? спросил Колчин.

– Об этом не думай, – Донцов поставил чемодан и прикурил сигарету. – На мне такие царапины зарастают быстрее, чем на собаке.

– Может быть, скоро увидимся. Удачи тебе.

– Тебе удача тоже не помешает, – ответил Донцов.

Донцов бросил окурок под колеса, поднял чемодан и вошел в поезд. В купе на шесть сидячих мест он оказался единственным пассажиром. Заняв место у окна, Донцов открыл чемодан, вытащил сегодняшнюю газету. Но чтение не пошло. Странно, но Донцов немного волновался, будто документы были не в порядке. Через пять минут состав дернулся, стал плавно набирать ход. Кончилась платформа, потянулись привокзальные постройки, склады, трансформаторные будки, бесконечные заборы.

Позевывая, Донцов смотрел через стекло на унылый осенний пейзаж и думал о том, что порнографический журнал «Шери» не сегодня, так завтра попадет в руки Яночки. Этого здорового накаченного амбала удастся убрать с дороги, даже не применяя к нему мер физического воздействия. Донцов вспомнил бывшего русского разведчика, известного под псевдонимом Пасечник. Во время своего пребывания в Италии этот человек растратил казенные деньги, которые должен был передать нелегальному резиденту.

Пасечник закрутил короткий бурный романчик с певицей из ночного кабаре и опомнился, когда в карманах уже гуляли сквозняки. Он испугался ответственности и не придумал ничего лучшего, как сперепугу переметнуться на сторону врагов. Последний раз Пасечника видели в тот момент, когда он заходил в американское посольство. Позже выяснилось, что ту ночную певичку из кабаре сами американцы и подложили Пасечнику. Женщина была лишь инструментом перевербовки нашего агента. Но сути дела эти нюансы не меняли. Бог с ними с растраченными деньгами и с побегом этого ущербного человека.

Важно другое: за покровительство одной из западных спецслужб он заплатил слишком высокую цену: разболтал то, о чем должен был молчать даже в день страшного суда, сдал агентов нелегалов. Пасечник некоторое время жил сначала в Италии, затем в Западной Германии и добраться до него там представлялось делом крайне сложным. Наружное наблюдение, охрана в доме, сложная система сигнализации и так далее.

Пасечника погубила его страсть к чтению. Еще в Москве, получая скромную зарплату, он отказывал себе во всем, экономил на спичках и ухитрился собрать большую библиотеку. В Германии, где у Пасечника завелись деньги, он снова занялся собирательством книг. На этот раз его интересовал не литературный ширпотреб, а библиографические раритеты. Пасечник мечтал заполучить редкое издание «Дон Кихота» начала века в кожаном переплете, иллюстрированное гравюрами одного безвременно забытого французского художника. Заказал эту книгу у знакомого букиниста. Через три недели букинист выполнил заказ, Пасечник в сопровождении своих «сиделок» отправился в лавку, получил книгу. Принес ее домой, заперся в кабинете, стал разглядывать иллюстрации, слюнявя указательный палец. А под вечер вдруг почувствовал себя плохо. Страницы книги были обработаны синтетическим ядом, не имеющим вкуса, запахи и цвета, который всасывается в тело через поры кожи и через слизистую оболочку губ и языка. Приглашенный врач не смог определить причину и характер недуга. Пасечника поместили в больницу.

Еще через неделю мучительных страданий он скончался от неизвестной болезни, приведшей к остановке сердца. Только через четыре дня после его смерти эксперты химики из контрразведки добрались до раритетной книги, угадали в ней причину болезни Пасечника. Фолиант долго, но безуспешно исследовали в специальной лаборатории. Догадки, не подтвержденные экспертами анализами, так и остались на уровне догадок. Химикам не удалось идентифицировать ни яд, которым были пропитали страницы, ни его состав, ни механизм действия. Яд являлся неустойчивым соединением и полностью терял свои свойства через двое суток после того, как вступал в контакт с воздушной средой.

История с Пасечником уже успела покрыться толстым слоем пыли и обрасти мхом, с тех пор много воды утекло, а химия шагнула далеко вперед, яды нового поколения действуют избирательно и изощрено. Яночка… Он полистает журнал, почувствует недомогание, слабость, ломоту в суставах и легкое головокружение. Первые признаки простуды или гриппа. Но это лишь начало. Что самое важное – Яночка временно утратит волевые способности и оборонительный инстинкт, сделается мягким и податливым, как расплавленный пластилин.

В этом состоянии ему можно задавать любые вопросы и получить на них правдивые искренние ответы. Донцов просто придет в его гостиничный номер и поговорит с Яночкой, что называется, по душам. Без угроз и насилия, потому что в насилии в данном случае нет никакого смысла. Задаст вопросы, получит ответы. Затем Донцов поступит так, как поступают все туристы, посещающие Гамбург: он купит памятный сувенир, бутылку, в которой запечатана пластмассовая модель парусника. И навсегда исчезнет из города.

Яночка проживет еще три-четыре дня и скончается от острой почечной недостаточности, которая повлечет остановку сердца. Опытные врачи, интенсивная терапия окажутся бессильными, потому что уже на второй день пациент впадет в коматозное состояние, а в мозгу начнутся необратимые процессы распада белковых соединений.