— Я начальник, — сказал Ранмакан просто.

И ясно было, что втаскивать парашют он не будет.

— Ах, так, — сказал Кори. Он быстро переходил из одного настроения в другое. — Ах, так! — Кори поднялся и быстро прошел к двери, перед которой лежал толщиной в туловище человека червяк парашюта.

Кори перебрался через него и исчез в темноте прихожей. Ранмакан неуверенно последовал за ним и остановился, увидев, как червяк зашевелился и начал вползать в темную щель. Профессор громко кряхтел — в парашюте было килограммов пятьдесят весу. Одна из женщин, наблюдавших эту сцену из окошка, всплеснула руками, сказала что-то своим подругам и побежала на помощь профессору. Остальные последовали за ней. Червяк пополз резвее и скрылся в доме. Ранмакан все еще раздумывал, что бы ему предпринять. Ситуация была сложной и неправдоподобной. Профессор принадлежал ко второй касте, и заниматься такой плебейской работой, как перетаскивание тяжестей, ему было абсолютно воспрещено тысячелетними традициями. Когда Ранмакан пробовал понять взаимоотношения людей на «Сегеже», он пришел к выводу, что все они там, за исключением, может быть, тети Мили, принадлежат к высшим кастам своей планеты. Вместо низших каст они взяли с собой роботов. Никакие разубеждения Кудараускаса не могли поколебать Ранмакана. Они были ему не нужны. Когда мир можно объяснить удобной схемой, очень не хочется отказываться от нее и искать какие-то сложные и ненужные в повседневной жизни объяснения.

Поэтому то, что робот тащил парашют, было понятно. То, что этим занимался профессор Кори, было абсолютно непонятно. Ранмакан признал формально, что под куполом все равны и каст нет, но в душе он делил человечество на касты и относил себя к одной из низших, хотя не к той, к которой принадлежал до войны, а к следующей на пути вверх. Он беспокоился, что его могут лишить права заведовать мастерской, и с подозрением поглядывал на новичков: нет ли среди них патрициев, способных и желающих занять его место?

Пока все было в порядке. Новых патрициев не было. Старые, Девкали, Пирра и Кори, занимали уже хоть и неопределенные, но все-таки явно руководящие места, а единственный патриций, спасенный в Лигоне, предпочитал ничего не делать и рассуждать о возможностях демократии. Ранмакан подошел к профессору, для того чтобы развеять свои опасения, и в результате еще больше запутался и решил, что недовольный им Кори может сообщить пришельцам о недостойном поведении Ранмакана. Но Ранмакан — первый человек на Муне, Адам, как называют его пришельцы, и он не может сидеть вместе с женщинами, шить или подносить им иголки с нитками. Нет, этого не будет. Женщины, конечно, согласны с демократией: они принадлежали к самой низшей из каст, да и мужья их тоже, и дети. Им нечего терять. Ранмакан же был чиновником, каким-никаким, но чиновником, представителем того мещанского слоя, который, с завистью глядя на вышестоящих, судорожно цепляется за свои маленькие привилегии, поднимающие его над другими, не имеющими привилегий вообще.

Профессор Кори, тяжело дыша, вышел из мастерской.

— Вместо того чтобы здесь стоять, — сказал он Ранмакану, — помогли бы разрезать шелк на большие куски. Не кроить же из целого парашюта…

— Я позвоню на корабль, пусть пришлют второго робота, — упрямо сказал Ранмакан. Он продолжал цепляться за свои привилегии. — Робот сделает это лучше меня. А сам я должен писать мемуары.

— Ах да, — ехидно улыбнулся Кори. — Мемуары. Сам Кризинзи из Плонги склонился бы перед вашими талантами.

— Штурман Кудараускас очень высоко оценивает мою работу.

— Тьма с вами, с писателем и с вашим штурманом. Но я бы на вашем месте подумал о том, что мы обязаны работать. Ра-бо-тать. Понимаете? Пусть «Сегежа» улетает — у нее свои дела. А мы будем править планетой. Мы останемся одни, — вам это приходило в голову?

— Куда они улетят? — спросил Ранмакан. — Зачем им улетать?

Ранмакана устраивало присутствие людей. Он опасался (это было еще одним из многочисленных опасений Ранмакана), что, как только «Сегежа» поднимется над планетой, ему снова придется опуститься на свое место и, может, еще и сесть в тюрьму за сотрудничество с чужими.

— Им нельзя улетать, — сказал Ранмакан.

— Это еще почему? — удивился профессор Кори. — Как только дни смогут обеспечить работу очистительных аппаратов, а мы наладим снабжение пищей, мы останемся одни. Мы обязаны остаться одни.

— Что вы бормочете одно и то же: «Одни, одни»! — разозлился Ранмакан. — Кто вас обязывал оставаться одними? Я? Эти женщины?

— Совсем недавно вы протестовали против прихода людей.

— Это мое личное дело. Тогда я был один. Еще неизвестно, как бы вы себя повели на моем месте!

Кори хотел ответить, но передумал, махнул сухой ручкой и ушел — к своим цветам и деревьям, с помощью стимуляторов вымахавшим метра на три в высоту. Кори подумал, что пора бы возродить кое-каких насекомых; надо поговорить с короной Вас. Кори подошел к своему столу, спрятавшемуся в самой гуще кустарника, раздвинул срезы, бумаги, приборы, сел. Сердце работало неважно. К сожалению, корона Вас вернул ему старое сердце. Снова умирать очень не хотелось. Не стоило возиться с парашютом. Хотя он сделал правильно. По крайней мере, женщины в мастерской поняли правильно. Они говорили ему:

«Учитель, отойди, без тебя справимся» — и не рассуждали, патриций он или простолюдин. А Ранмакана еще учить и учить. А может, он и умрет, в глубине души мечтая перейти в четвертую или даже во вторую касту. Нет, на вторую у него не хватит воображения. Надо поехать в Горный сад — посмотреть, как там дела. Не распустились ли еще кое-какие растения. Ведь перед войной шли работы, связанные с влиянием радиации на рост растений. Там получились интересные мутации. Если бы не газ, уже сейчас могли быть результаты.

Ранмакан тоже вернулся к себе в швейную мастерскую. В наспех сколоченном домике было два стола. Один большой, общий — на нем работали женщины, пять женщин. И стол в углу поменьше. За ним сидел Ранмакан. Он, когда нужно было, выходил на связь с мостиком или Большим домом; он вел переговоры с роботами, когда те притаскивали что-нибудь с корабля; он должен был вести бухгалтерию, планировать, когда и что понадобится мастерской.

Ранмакан сел за стол, тоже отодвинул в сторону бумаги и задумался. Он ощущал иронические взгляды женщин и их шепоток, содержащий какие-то, возможно, нелестные для него высказывания. Но он был выше этого. Он смотрел вперед, не замечая женщин. Он раздумывал, сказать ли капитану о том, что вчера ночью, когда все уже спали, он видел у крайнего дома чужого человека в защитной одежде. На человека упал луч прожектора, и тот, ослепленный им, задержался на секунду, перед тем как нырнуть за угол. Лица Ранмакан не разглядел. Он в запале разговора с Кори чуть не проговорился, что на планете есть и другие люди и что Павлыш был прав. Но потом не сказал, удержался. Могло так случиться, что тот человек или люди — законная власть. Они могли оказаться сильнее корабля. А если так, то знание того, что другие уже подошли близко к «Сегеже», могло пригодиться Ранмакану.