Как-то в субботу вечером она засиделась в конторе допечатывая на машинке описание подвесного лодочное го мотора, которое должно было уйти в «Центральное патентное бюро» первой почтой в понедельник. Все уже ушли. Она старательно разбирала запутанные технические термины, но мысли ее были прикованы к открытке, полученной этим утром от Джо. На ней было только: «К черту жестяные посудины Дяди Сэма. Скоро буду дома». Подписи не было, но она знала почерк. Открытка ее встревожила. Джерри Бернхэм сидел у телефонного аппарата, проверяя листы по мере того, как она их кончала. Время от времени он наведывался в умывальную, и каждый раз, как он оттуда возвращался, по комнате волной проходил запах виски. Джейни нервничала. Она допечаталась до того, что маленькие черные буквы плясали у нее в глазах. Она тревожилась о Джо. Как мог он вернуться домой до срока? С ним что-нибудь стряслось. И фигура Джерри Бернхэма, беспокойно вертевшегося на табурете телефонистки, смущала ее. Сколько раз они с Элис толковали, как опасно оставаться в конторе вот так наедине с мужчиной. У пьяного мужчины, да еще под вечер, всегда только одно на уме.

Когда она передавала ему предпоследнюю страницу, его глаза, блестящие и влажные, перехватили ее взгляд.

– Вы, должно быть, порядком устали, мисс Уильямс, – сказал он. – Право, стыдно так задерживать вас, и притом под воскресенье.

– Это ничего, – ледяным тоном сказала она, и ее пальцы застрекотали еще проворней.

– А все виноват старина Кэрол. Он сегодня целый день болтал про политику и не давал никому толком работать.

– Теперь поздно об этом думать, – сказала Джейни.

– Да и вообще теперь поздно… смотрите, скоро восемь. Я уже пропустил свидание со своей возлюбленной… или почти пропустил. Ведь вы тоже заставляете кого-нибудь ждать, мисс Уильямс, не так ли?

– Нет, я просто собиралась пойти к подруге…

– Да, да, рассказывайте…

Он так заразительно захохотал, что и она невольно рассмеялась.

Когда последняя страница была проверена и рукопись вложена в конверт, Джейни поднялась за своей шляпой.

– Послушайте, мисс Уильямс, закинем все это на почту, а потом давайте закусим вместе.

Спускаясь в лифте, Джейни собиралась извиниться и ехать домой, но вышло как-то так, что она этого не сделала, и скоро, вся внутренне трепеща, она уже сидела с ним во французском ресторанчике, на Эйч-стрит.

– Ну что вы думаете о «Новой свободе»[85], мисс Уильямс? – спросил Джерри Бернхэм, со смехом усаживаясь за стол и протягивая карту. – Вот меню… и пусть вами руководит совесть.

– Право, не знаю, мистер Бернхэм…

– А я, так, по правде сказать, за демократов… По-моему, Вильсон – великий человек. Я всегда за новшества, нет ничего на свете лучше перемен. Брайан – старый болтливый брюхан, но и он что-нибудь да значит, даже Джозеф Дэниелс[86], который потчует моряков виноградным соком, и тот идет в счет. Этак, пожалуй, мы и в самом деле добьемся демократии… Может быть, и без революции обойдемся, как по-вашему?

Он не дожидался ответов на свои вопросы и все болтал и смеялся без умолку.

Когда позднее Джейни пыталась рассказать о происшедшем Элис, то все сказанное Джерри Бернхэмом уже не казалось ей таким забавным, ужин таким вкусным и весь вечер вообще таким приятным. Элис была очень недовольна.

– О, Джейни, как же ты могла отправиться ночью, и с пьяным, и в такое место, зная, что я тут на стену лезу от волнения… Ты знаешь, у пьяных мужчин всегда одно на уме… Как хочешь, но я считаю, что это с твоей стороны бессердечно и легкомысленно… Я не думала, что ты на это способна.

– Но, Элис, ведь все было вовсе не так… – повторяла Джейни, но Элис расплакалась и целую неделю ходила с обиженным видом, так что Джейни уже не пыталась заговаривать с нею о Джерри Бернхэме. Это была ее перовая размолвка с Элис, и ей было очень грустно.

И все же она подружилась с Джерри Бернхэмом. Ему, казалось, нравилось проводить время с ней, заставляя ее выслушивать свою беспрерывную болтовню. Даже перестав работать у «Дрейфуса и Кэрола», он иногда заходил за ней в субботу после занятий и водил ужинать к Кэйту. Джейни, пригласив Элис, попробовала было устроить пикник в парке Рок-Крик, но он вышел не из удачных. Джерри угощал девушек чаем на «Старой мельнице». Он теперь работал в техническом журнале и еженедельно давал фельетон в газете «Нью-Йорк сан». Он шокировал Элис, утверждая, что Вашингтон просто-напросто выгребная яма и скучища тут непролазная, что сам он гниет здесь и что большинство вашингтонцев или уже превратились в живых мумий, или ссохлись по меньшей мере от макушки до плеч. После того как он усадил их в вагон, Элис на обратном пути в Джорджтаун решительно заявила, что молодой Бернхэм не из тех юношей, с которыми может вести знакомство порядочная девушка. Джейни, довольная вечером, откинулась на сиденье открытого вагона и, следя, как скользят мимо деревья, по-летнему одетые девушки, мужчины в соломенных шляпах, почтовые ящики, освещенные витрины, сказала:

– Но, Элис, ведь он такой умный… Я так люблю остроумных людей, а ты разве не любишь, Элис?

Элис, не отвечая, только поглядела на нее и сокрушенно покачала головой.

В тот же день к вечеру они пошли в джорджтаунскую больницу, навестить Папочку. Это было ужасно. Мамочка, и Джейни, и доктор, и сиделка – все знали, что у него рак мочевого пузыря и что он не жилец на этом свете, но они не смели признаться в этом даже самим себе. Они только перевели его в отдельную палату, где ему было спокойнее. Все это стоило уйму денег, и пришлось перезаложить дом. Уже истрачены были все сбережения Джейни, которые она держала на собственной книжке про черный день. В этот раз им пришлось ждать очень долго. Когда появилась наконец сиделка с покрытым полотенцем стеклянным урильником в руках, Джейни вошла к отцу одна.

– Хелло, Папочка, – сказала она с принужденной улыбкой. Ее тошнило от запаха дезинфекции. В открытое окно вливался теплый воздух от провяленных солнцем деревьев, сонные звуки воскресного вечера, карканье вороны, отдаленный шум улицы. Лицо у Папочки было исхудалое и перекошенное на сторону. Большие, совсем поседевшие усы жалостно распушились. Джейни чувствовала, что любит его больше всех на свете.

Голос его был слаб, но отчетлив.

– Ну, Джейни, плохи мои дела, видно, пора мне на слом, и теперь уж отсюда мне одна дорога… ну да ты знаешь лучше меня, эти сукины дети мне ничего не хотят говорить… Слушай, расскажи мне о Джо, он ведь тебе пишет, я знаю. Эх, и зачем только он поступил во флот, без протекции там не пробьешься, но я рад, что он пошел в море, берет пример с меня… В старые времена, мне еще двадцати не было, а я уже трижды обогнул мыс Горн. Это, понимаешь, было еще до того, как я пришвартовался к буксирному делу… Но тут, лежа один, я поразмыслил, что Джо сделал то же, что и я когда-то: видно, в отца пошел, ну я и рад этому. О нем-то я не забочусь, только вот хотелось мне, чтобы вы, девочки, повыходили замуж и пристроились. Мне было бы легче. Не доверяю я теперешним девчонкам: юбочки по колено, ну и все прочее.