Полузадушенная сильной рукой Сары, Катрин, однако, успокаивалась медленно. Освободившись наконец, она спросила:

– Почему ты говоришь, что это не имеет для меня никакого значения?

– Потому что речь не идет о настоящем супружестве в том виде, как ты его понимаешь. Кочевники не вмешивают бога в такие простые вещи, как совместная жизнь двух существ. К тому же Феро берет в жены не госпожу Катрин де Монсальви, этот призрак, эту видимость, которая в один прекрасный день исчезнет, а цыганскую девушку Чалан.

Катрин покачала головой и посмотрела на Сару с беспокойством. То, что Сара осталась нечувствительной и находила это естественным, казалось ей чудовищным.

У Катрин предстоящая свадьба вызывала ужас.

– Это выше моих сил, – сказала она. – По-моему, я злоупотребила доверием… и теперь снова должна обманывать Арно.

– Ни в коем случае… ты больше не принадлежишь сама себе. С другой стороны, это замужество обеспечит тебе твердое положение в племени, и никто больше не будет относиться к тебе с подозрительностью.

Несмотря на призывы к терпению, Катрин все-таки считала, что совершает кощунство, когда шла к Феро, ожидавшему ее у большого костра, где собралось все племя.

Вчерашняя гроза разогнала тучи, и небо было голубым. Люди вернулись с рыбалки с полными корзинами, и весь табор пропах печеной рыбой. Мужчины играли на флейтах и били в тамбурины. Дети танцевали от радости вокруг костров.

Всем своим существом Катрин отказывалась смириться с этим фиктивным замужеством, тем более она опасалась, что это повлечет необходимость совместной жизни и предстоящих ночей на супружеском ложе. Она не видела ничего хорошего для себя в повозке Феро, где она станет служанкой, как и все остальные женщины, будет принадлежать ему душой и телом, даже если Бог не замешан в это дело. У нее появилось огромное желание бежать, как только появится возможность, тем более что она не доверяла Феро. Он знал, кто она такая на самом деле, и она считала его своим союзником. Но теперь он, кажется, злоупотреблял своим положением. Кто мог сказать, пустит ли он ее танцевать в замок?

Парадоксально, но, несмотря на все страхи, Катрин удерживало в таборе чувство ответственности за успех их миссии. Пока она не находилась в смертельной опасности и поэтому должна стараться довести дело до конца. Но это нисколько не мешало ей лихорадочно искать способ избежать дурацкого замужества.

Женщины одели Катрин в самые яркие обноски, найденные в таборе. Куском зеленого шелка, довольно поношенного, но с остатками серебряной бахромы, они обернули ее тело несколько раз, сняв грубую рубашку. К ушам прикрепили серебряные кольца. На открытую шею надели серебряные мониста. Подобными ожерельями из нанизанных на нити серебряных монет украсили в виде короны голову. Глаза цыганских женщин говорили ей, насколько она прелестна в свадебном наряде.

Подтверждение своей красоты она прочла и на лице Феро, в его гордом радостном взгляде, когда он вышел ей навстречу и взял за руку, чтобы отвести к «фюри дай». Это была самая старая женщина племени, и, поскольку она была самая мудрая и являлась хранительницей древних традиций, она обладала почти такой же властью, как и вождь.

Никогда Катрин не видела женщины, так похожей на сову. У «фюри дай» глаза были маленькие и зеленые, как весенняя трава. Черная татуировка покрывала ее впавшие щеки и терялась в длинных серых прядях волос, выбивавшихся из-под красной тряпки, обернутой на манер тюрбана.

Катрин смотрела на нее с ужасом, потому что эта женщина олицетворяла собой замужество, к которому ее принуждала судьба.

Старуха стояла в кругу старейшин племени, освещенная пламенем костра, выделявшим ее фигуру. Удары барабанов и визг смычков смешивались с криками женщин и пением мужчин. Стоял оглушающий шум.

Когда Феро и Катрин остановились перед старухой, она протянула из своих лохмотьев две хрупких руки, похожих на птичьи лапки, и схватила кусок черного хлеба, протянутый бородатым цыганом. Неожиданно наступила тишина, и Катрин поняла, что пришло решающее действо. Она сомкнула рот, чтобы не кричать и не застонать от паники. Неужели ничто не помешает этому мрачному фарсу?

Пергаментные руки разломили хлеб на две части. Затем старуха взяла немного соли, которую ей протянули в маленьком серебряном бокале, соль была редким и чрезвычайно ценным продуктом. Она посыпала солью каждую половинку хлеба и протянула одну Феро, другую – Катрин.

– Когда вам надоест этот хлеб и эта соль, – сказала старуха, – вы надоедите друг другу. Теперь обменяйтесь своими кусками.

Пораженная торжественным тоном старухи, Катрин машинально взяла хлеб из рук Феро и отдала свой ему. Оба одновременно откусили от своих кусков. Феро не сводил глаз с Катрин, а она вынуждена была на минутку закрыть глаза, не выдержав грубой, примитивной страсти, светившейся в его взгляде… Скоро она будет принадлежать ему, но на этот раз против своей воли. Она не хотела близости с ним, все в ней бунтовало при мысли о том, что вскоре должно произойти.

– Теперь дайте кружку, – сказала старуха.

Ей передали кружку из глины, и с помощью камня она разбила ее над головами молодых. Кружка разлетелась на несколько осколков. Старуха нагнулась и стала считать их.

– Получилось семь осколков, – сказала она, глядя на Катрин. – На семь лет ты, Чалан, принадлежишь Феро!

С триумфальной радостью цыганский вождь обхватил Катрин за плечи и притянул к себе для поцелуя. Оглушенная Катрин не сопротивлялась. Соплеменники радостно кричали. Но губы Феро не дотронулись до Катрин. Из темноты выскользнула девушка с распущенными волосами и грубо вырвала Катрин из рук Феро.

– Остановись, Феро! Я здесь, и ты давал мне клятву, что я буду твоей ромми… твоей единственной женой.

Катрин чуть было не вскрикнула от радости. Ее и Феро разделяли теперь несколько шагов и девушка, на которую она смотрела как на чудо. У девушки было гордое лицо медного цвета, маленький нос с горбинкой, миндалевидный разрез глаз со слегка приподнятыми уголками, гладкие волосы. На ней было платье из красного шелка, выглядевшее элегантным на фоне всех этих таборных тряпок. На шее блестела золотая цепь. Удивлению Феро не было конца.

– Дюниша! Ты исчезла так давно! Я думал, что тебя нет в живых!

– И тебя это очень огорчило, не так ли? Кто это такая?

Она показала на Катрин жестом, полным злости, не обещавшим ничего хорошего. Катрин, довольная этим вторжением, с интересом рассматривала новенькую. Это наверняка была одна из двух девушек, которых Ла Тремуй велел привести к себе в замок две недели назад. Цыганка смотрела на Катрин как на врага, а ей захотелось задать девушке кучу вопросов о порядках, царящих в замке.

Пока она так размышляла, ссора между Дюнишей и Феро разгоралась. Цыганский предводитель твердо отстаивал свою верность, говоря, что его будущая супруга должна была сообщить о себе из замка. А теперь он в соответствии с обычаями связан супружескими узами с Чалан и не отступится от закона.