Мозаика и лепнина на стенах, пять фонтанчиков, соединенных в один ансамбль, беседка с ажурной резьбой, кусты роз, мелькнувший кузов уезжающего «Мерседеса»… Какого хрена?!

– За мной! – ожил Кэп и сам устремился вперед. Совершив перебежку метров на двадцать, он распластался за грудой камней, навалив которую, ландшафтный дизайнер, видимо, прикупил себе недвижимость где-нибудь по соседству.

По ним не стреляли, пока они с осторожностью, страхуя друг друга, приближались к дому. Голицын привалился спиной к стене рядом с входом.

– Не торопитесь, – пыхтел Бертолет, волоча по земле, на пару с Марконей, Герду. – Смотрите под ноги, на стены.

Опасения сапера оказались напрасны. Голицын беспрепятственно вошел внутрь, не обнаружив никаких сюрпризов.

– Похоже, пусто, Кэп.

Он все еще на полусогнутых проходил дальше в дом, миновав кухню с одной стороны и гостиную с другой, вышел в огромный холл. Две лестницы, ведущие наверх, представляли угрозу, пока он не убедился в том, что на них тоже пусто.

Бойцы затащили снайпершу и положили ее на диван в гостиной, набросав для удобства подушек.

Поручик с Дедом, повинуясь приказу, пошли осматривать фасад. Следы поспешного бегства лезли в глаза повсюду. Сбитая в суматохе некогда огромная ваза превратилась в груду черепков. Женское расшитое платье осталось висеть на перилах лестницы. Шелковый халат и кружевные панталоны обозначили путь наверх, видимо, в спальни.

– Не расслабляться и не торопиться, – напомнил Татаринов. – Малыш, идем, осмотрим барские покои.

Голицын, затаившись на входе, секунд тридцать слушал тишину. Дед за его спиной начал с нетерпением посапывать. Он готов был уже сойти по мраморным лестницам вниз, пройти по цветным плиткам, по которым раскатывали машины, и пойти закрыть железные ворота, из которых вылетели, спасая свои жизни, неведомые им владельцы.

Если среди ночи разбудила пальба и есть что терять кроме золотых цепей, отправь слуг воевать, а сам беги. Все правильно. Все так и должно быть.

Неожиданно Голицын заметил проблеск и наклонил голову к земле.

– Часы не нужны?

– Какие? – заинтересовался Дед и посмотрел туда же.

– Похоже, с бриллиантами, но ремешок кожаный.

– Да, беспонтово, – согласился Дед. – Пойду ворота закрою.

– Пойди… Как тихо, ты подумай!

– Все соседи обосрались по три раза после канонады и разныкались по щелям.

– Да-а-а, звонят в полицию и плачут. Навзрыд.

Диденко вышел на простреливаемый пятак и, не словив пулю, был крайне удовлетворен.

– Что у вас? – Татаринов объявился в ухе.

– Чисто, – ответил Дед. – Закрываю ворота. Жаль, не сплошные… Сэкономили, скряги.

– Надо забаррикадироваться. Возвращайтесь в дом.

Голицын вернулся в холл, подхватив с пола трофейные часики. Его внимание тут же переключилось на Герду, которая была в плохом состоянии, но сознания не теряла. Первоначальный диагноз Диденко, к счастью, оказался неверным. Легкие не были задеты. Девушку обкололи обезболивающими, остановили кровь. Марконе тоже досталось прилично. Весь левый бок его был распорот. Осколки, а может, и пули содрали кожу и мясо, обнажив два ребра. Но он мог оставаться в строю, как и Бертолет, получивший сквозное в предплечье, из-за чего его правая рука отказывалась работать. Был боец, осталась половина.

– Диденко, моджахеда перевяжи. Как с патронами? – Татаринов оценил мимоходом часы, найденные Поручиком: – Пять штук гринов.

Мустафа привалился к спинке дивана, на который положили Герду, и, перехватив голень несколько выше дырки от пули, сидел, раскачиваясь вперед-назад.

Боекомплект изрядно похудел. На всех осталось полторы сотни патронов и дюжина гранат.

Герда очнулась и, кивая головой назад, на сидевшего прямо за ней афганца, шепотом произнесла:

– Это он напал на конвой.

Мустафа верно понял смысл короткой фразы, напрягся внутри, продолжая внешне оставаться страдальцем от ранения.

Собравшийся перевязывать его «шурави» остановился. Их старший что-то сказал, и вместо перевязки Мустафа получил удар ботинком по второй, здоровой ноге.

– Где склад с оружием? – обратился к нему на английском Диденко.

Азиат, как мы и упоминали ранее, в первую очередь считал себя коммерсантом, а значит, должен был слить инфу немедленно; но с другой стороны, он был воином, и наступил момент, когда он сам должен был убедить себя в своей воинственности.

Пленный молчал.

– Диденко, развяжи ему язык, – отрывисто приказал Татаринов, поднялся на второй этаж, дальше на третий, где выбрался на открытую террасу, защищаемую от солнца большим пологом с металлическими кольцами, натянутым на торчащие в деревянных балках крючья. Назрела необходимость поговорить и заодно обозреть окрестности.

Соседние дома утопали в не меньшей зелени, чем захваченный ими особняк. Крыши строений были несколько ниже и располагались на расстоянии двухсот метров. Большие участки, большие дома – долина поднявшихся людей. К великому сожалению, к ним могут зайти с моря, могут с флангов, могут атаковать фасад.

– Кэп, у ворот полиция, – доложил Поручик.

Татаринов переместился по открытой площадке, чтобы взглянуть на гостей зорким орлом сверху.

Одна машина. Не выходят. Моргалки не включили.

Повинуясь рефлексу животного, знакомому самому последнему шкодливому коту или собаке, Татаринов пометил свою территорию, стрельнув из АДСа по заднему стеклу. Автомобильчик сорвался с места, прокрутив колесами несколько раз вхолостую и унося в себе двух пакистанских копов, оказавшихся волею случая поблизости от разборок.

«Пусть обложат. Пусть готовятся штурмовать. «Аль-Джазира» высылает корреспондентов. Начинают кружить вертолеты. Прибывает местный спецназ. Захват заложников в прямом эфире. Голливудский боевик. Два часа времени. Два часа».

Татаринов раскрыл антенну и стал жать на кнопки.

На крышу забежал Диденко:

– Командир, Али-Баба кричит, что нам всем конец.

– Его право… Про склад сказал что-нибудь?

– Говорит, что в Европу все вывезли еще месяц назад.

– Куда?! Что ж ты как ребенок, честное слово!

– Говорит, что должен был знать капитано Пьедро.

Вытерев ладонью влажный лоб и сдерживая рвущуюся из глубин души нецензурщину, командир спросил Диденко:

– В чудеса веришь?

Поручик с Дедом ломанулись на берег или констатировать смерть, или… продлевать жизнь, а Татаринов связался с бортом:

– Орел, я Синица, Орел, я Синица.

– Синица, я Орел, на связи.