Выдержке и фантазии старшекурсниц можно было только поразиться.

Малолетние дисцитии смирно сидели рядами на полу и старательно наблюдали за демонстрирующей им огненный шар девушкой.

– Так… А теперь – сосредоточиться…

Маленькие лбы послушно наморщились от усердия. Не скоро еще, эх не скоро они поймут, что сосредоточиться и нахмурить брови – это два принципиально разных действа.

– И представить над ладонью маленькую ярко-алую искру, – продолжала тем временем инструктировать подростков старшекурсница.

Остальные неспешно ходили между рядами сидящих, помогали правильно поставить руки и следили за дисциплиной.

Разумеется, никто из этих детей сегодня не научится материализовывать внутреннюю энергию в огонь, но ведь это целью и не стояло. Цель – успокоить детей и занять их чем-нибудь относительно мирным до тех пор, пока в Обитель не вернутся магистры, – уже была достигнута.

Просто, как и все гениальное.

– Линта? – Григ осторожно тронул как раз наклонившуюся к маленькой девочке ведьму за рукав.

– Что? – негромко отозвалась она, ставя малышке руки и ободряюще подмигивая на прощание.

– Слушай, а кто это вообще придумал?

– Ну я…

– Хвалю! – широко улыбнулся дисцитий. Но, вглядевшись в лицо Линты повнимательнее, мигом посерьезнел. – Вот только у меня один совет.

– Какой?

– Шла бы ты отсыпаться, а? Не думаю, что твое нежно-зеленое лицо и перспективный обморок будут надежной поддержкой тонким детским нервам.

Линта хотела возмущенно возразить, но Григ уже подхватил ее за локоть и почти насильно выставил из зала.

– Иди-иди! Я вместо тебя останусь!

Сил на гневную вспышку у ведьмы уже не осталось. Она только махнула рукой и послушно направилась прямо по узкому холодному коридору.

Закреплять венки Марька не умела. Плести – это пожалуйста, сколько угодно. Хоть на браслетку, хоть корове на шею. Но вот как его в круг заделать…

– Карь, помоги? – Бесцеремонно пихнутая локтем подруга повернулась и со страдальческим вздохом приняла из ее рук недоделанный венок.

– Ты когда уже сама научишься, а? – Отказать Карья еще ни разу не отказала, но вот побубнить себе под нос – это святое.

– Не ворчи, – одернула ее Марька. – Замуж выйдешь, тогда и наворчишься.

– Ага, куда уж там, – тоскливо протянула та, подавая назад вычурно сплетенный венок. – Как замуж выйдешь – так житья-то и не станет.

Прибеднялась Карья неубедительно, она вот уже вторую седмицу ходила в сговоренках, и замуж ей, чего греха таить, очень хотелось.

Девушки поднялись и наконец-то присоединились к уже собирающемуся хороводу.

Праздник плодородия – последний в сельской страде, грех не отпраздновать как должно.

Вот девки и праздновали: вечером скакали парами через костер, потом плели венки из колосьев – да не абы каких, а особенных, двойных, специально выискивая их в уже сжатых снопах.

– Наше село веселе… Ми виночка несомо… Не з золота – з ярици… 3 назимой пшеници… Не з золота, а з жита… Нам горилка налита… – тягуче пели девичьи голоса.

Мягкий южный акцент местных давным-давно вытеснился спокойной и размеренной митьесской речью даже в селениях, а вот песни переделывать на новый лад как-то не хотелось. Так и пели, зачастую сами не понимая слов.

– Ой, обжинки, паночку, обжинки!.. Дай нам меду, горилки… Прочиняй, пане, ворота… Несем тоби винки из злота!

Тут полагалось снять венок со своей головы и положить на голову лучшей подружки. Марька скрепя сердце отдала свой Карье.

Может, и не слишком приятно называть лучшей подругой ту, которая увела у тебя жениха, зато причитать Карья умела лучше всех на селе и заполучить ее на девичник – тайная мечта каждой девки.

А жених? Ну что ж, тут и отец виноват: «Не отдам, не отдам, пусть еще для дома поработает». Раз отказал, два… А на третий и не пришли.

Ничего, до перестарка Марьке еще далеко. Только-только шестнадцать годков стукнуло.

– А к реке? – с хохотом позвала одна из девушек распавшийся было хоровод. – Пойдемте-пойдемте! Нынче светло, видно, хоть погадать последний раз перед зимой!

Девки с опаской переглянулись. Идти ночью через лес к реке – не лучшая затея. Леший вряд ли будет рад неурочным гостям. А вернее, очень даже будет. Столько лешуний за раз ему точно больше нигде не взять.

– Эх вы, трусихи! – подзадоривала Карья. – Ну рубахи наизнанку вывернем, коли так боитесь. Что он вам сделает, леший-то?

Девушки разделились на две неравные части. Меньшая (поумнее) отрицательно покачала головами и решительно развернулась к родному селу. Хватит, погуляли.

Большая же, посомневавшись, все-таки стащила через голову рубахи и надела наизнанку. Так хоть леший глаза не отведет, кругами по лесу бродить не заставит. Правда, кто сказал, что у него в запасе нет еще сотни мелких каверз?..

Марька решительно тряхнула головой и первая направилась в лес. Девки только того и ждали: у нее был словно самим лисуном данный талант выводить из чащобы даже безнадежно заплутавших путников.

Деревья предупредительно убирали с ее пути колкие и хлесткие ветви, шишки словно сами выкатывались из-под ног. С легким прощальным шелестом облетали листья, медленно и величаво отправляясь в свой первый и единственный полет. Тонкие пальцы походя невесомо касались стволов деревьев, машинально отмечая легкие ранки и повреждения коры. Сова ехидно хлопала большими круглыми глазами с макушки сосны.

Река выскочила как будто из ниоткуда. Мирная темная гладь почти неподвижной воды.

Выше, к соседней деревне, она струилась говорливым потоком с пригорков, а здесь, на равнине, лишь едва двигалась, величественно омывая высокие берега влажным дыханием. Неширокая, с пять саженей в переправе, она была любимым местом сборищ и гаданий. Особенно на венках.

Марька, решившись, первая сорвала колкий пшеничный венчик с головы и широким жестом бросила его в воду. Та сыто покачнулась, принимая подарок на упругие волны.

За первым венком полетели и остальные. Главное – не спутать, где чей.

Марька с дрожью следила, как медленно-медленно вместе с почти замершим здесь течением отплывает перевитый последними, уже подвядшими цветами венок.

Весело закрутится по воде – значит, скоро сваты ко двору завернут. Просто поплывет – так и будет год в девках сидеть. Разовьется – к болезни, а потонет…

Дайте боги, чтоб не потонул…

Небо надвое расколола серебристая молния, загромыхала и рассыпалась сотней хвостатых искр. Виски заломило от боли…