– Значит… О чем вы хотели поговорить со мной?

– Я должна рассказать кое о чем. – Шарлотта помолчала, тяжело сглотнула и скрестила руки. – Мне кажется, это важно.

– Хорошо. – Жанетт полистала блокнот, нашла чистый лист. – Я слушаю.

– Значит, так, – неуверенно начала Шарлотта. – Тринадцать лет назад, за год до того, как мы переехали сюда, Пео кое в чем обвинили. Его освободили, и все, конечно, разрешилось…

Кое в чем обвинили, подумала Жанетт и припомнила прочитанную статью. Значит, все-таки нечто компрометирующее? Она уже готова была перебить Шарлотту, но решила – пусть та продолжает.

– С тех пор у меня… Ну, это случалось очень редко. Вряд ли Пео что-то заметил.

Давай к делу, нетерпеливо подумала Жанетт, изо всех сил стараясь скрыть раздражение.

Шарлотта прислонилась к подоконнику.

– Иногда мне казалось, что меня преследуют, – сказала она наконец. – Я получила пару писем.

– Письма? – Жанетт больше не могла молчать. – Что за письма?

– Ну, я не знаю… Так странно. Первое пришло сразу после того, как с Пео сняли обвинение. Мы решили, что это какая-нибудь феминистка, недовольная тем, что против него не возбудили дела.

– Что было написано в том письме? Вы его сохранили?

– Нет, там были только какие-то несвязные фразы, и мы его выбросили. Потом оказалось – зря.

Дьявол, подумала Жанетт.

– Почему вы думаете, что оно было от феминистки? В чем подозревали Пео?

Голос Шарлотты Сильверберг вдруг зазвучал враждебно:

– Вам же нетрудно это выяснить! Я не хочу говорить об этом. С моей стороны эта тема исчерпана.

Жанетт заподозрила, что Шарлотта воспринимает ее как врага. Как кого-то, кто не на ее стороне, несмотря на полицейское звание. Или именно поэтому, подумала Жанетт и кивнула. Она сочла за лучшее не вызывать у женщины таких сильных чувств и угодливо улыбнулась:

– И вы понятия не имеете, от кого пришло письмо?

– Нет. Как я уже сказала, это был кто-то, кому не понравилось, что Пео оправдали. – Она помолчала, глубоко вздохнула и продолжила: – Неделю назад пришло еще одно письмо. Я его принесла.

Шарлотта вынула из сумочки белый конверт и положила на стол.

Жанетт нагнулась, достала из нижнего ящика стола латексные перчатки. Она понимала, что конверт уже весь в отпечатках пальцев самой Шарлотты и бесконечного количества почтовых служащих, но рефлекторно надела перчатки.

С сильно бьющимся сердцем она взяла конверт.

Совершенно обычный, белый. Такие можно купить в «Иса» или «Консуме», десять штук в упаковке.

Марка погашена в Стокгольме, письмо адресовано Перу-Уле Сильвербергу. Детский почерк, черная ручка. Жанетт наморщила лоб.

Она осторожно вскрыла конверт по верхнему краю.

Бумага была такой же белой, лист А4, сложен как обычно. Такая бумага продается в пачках по пятьсот листов.

Жанетт развернула письмо и стала читать. Тот же почерк, та же черная ручка: «От прошлого ни кому не убежать».

Оригинально, подумала Жанетт и вздохнула. Потом внимательно посмотрела на посетительницу.

– «Никому» написано неправильно. Это вам о ком-нибудь напоминает?

– Это не обязательно ошибка, – ответила Шарлотта. – Возможно, это писал не швед.

– Вы понимаете, что это письмо – улика. Почему вы ждали неделю, прежде чем прийти сюда?

– Я была не в себе. Я только сейчас снова в состоянии находиться в квартире.

Стыд, подумала Жанетт. Стыд – вот что всегда мешает.

В чем бы ни подозревался Пер-Ула Сильверберг, это что-то было позорным. В этом Жанетт была уверена.

– Понимаю. Еще какие-нибудь мысли?

– Нет… во всяком случае, ничего насчет конкретно вот этого. – Шарлотта кивнула на письмо. – На прошлой неделе мне дважды позвонили. Когда я говорила «алло», на том конце молчали, а потом клали трубку.

Жанетт покачала головой, извинилась перед Шарлоттой, сняла трубку телефона и набрала внутренний номер Хуртига.

– Пер-Ула Сильверберг, – сказала она, когда Хуртиг ответил. – Вчера я связывалась с копенгагенской полицией насчет обвинения, которое против него выдвинули, а потом сняли. Можешь проверить, пришел ли факс на мое имя?

Жанетт положила трубку и откинулась на спинку кресла.

Щеки Шарлотты запылали.

– Я хотела бы знать… – неуверенно начала она, кашлянула и продолжила: – Можно ли получить какую-нибудь форму защиты?

Жанетт поняла, что все серьезно.

– Я сделаю, что могу, но не уверена, что успею предоставить вам защиту уже сегодня.

– Спасибо. – На лице Шарлотты читалось облегчение. Она быстро собрала свои вещи и пошла к двери, а Жанетт добавила:

– Мне может понадобиться более подробная беседа с вами. Может быть, уже завтра.

Шарлотта остановилась в дверном проеме.

– Хорошо, – сказала она, не оборачиваясь.

В ту же минуту появился Хуртиг с коричневой папкой. Он кивком поздоровался с Шарлоттой, протиснулся мимо нее и кинул папку на стол Жанетт, после чего ушел к себе.

Шарлотта направилась к лифту, ее шаги постепенно затихали.

Прежде чем начать читать документы, Жанетт сходила за чашкой кофе.

Материалы предварительного расследования по делу Пера-Улы Сильверберга составляли вместе с приложениями в общей сложности семнадцать страниц.

Первым делом Жанетт поразило, что Шарлотта не только утаила информацию о сути судебного процесса. Она удержала при себе еще одну не вполне незначительную деталь.

У Шарлотты и Пера-Улы Сильверберга была дочь.

В десять – клиент с бессонницей, в одиннадцать – клиент с анорексией.

София едва помнила их имена, когда села за рабочий стол и начала просматривать записи о результатах предыдущих сеансов.

После ночного провала в памяти тело едва слушалось. Руки покрыты холодным потом, во рту сухо. Состояние усугублялось тем, что она знала: сейчас ей предстоит разговор с Линнеей Лундстрём. Через пару минут София встретится с собой четырнадцатилетней. С подростком, от которого она отвернулась.

Она пришла на встречу в час дня, в сопровождении сотрудника отделения детской и юношеской психиатрии.

Линнея Лундстрём оказалась девочкой с телом и лицом весьма зрелыми для своих четырнадцати лет. Ей пришлось повзрослеть слишком рано, она уже носила в своем теле накопленный за четырнадцатилетнюю жизнь ад, и всю оставшуюся жизнь ей придется посвятить тому, чтобы научиться жить с этим адом внутри.