Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А-а-а…
Противник схватился за бок, согнулся, выронил пистолет и, закачавшись, осел в сугроб.
Я ошарашенно посмотрел на свой пистолет. Знай я, что бедняга Столяр таскает с собой такую штучку, действовал бы по-другому.
Добежав до калитки, я всё-таки отбросил бесполезный теперь револьвер. Три выстрела — и два попадания. Более чем прилично для такой ситуации. Вот только чем она для меня обернётся?
Можно ли признать мои действия самообороной, если я был изначально не прав, вторгнувшись в чужие владения?
— Иваныч, е… твою мать!
Я бежал той же дорогой, которой недавно шёл с блондином. Погони вроде бы не было. При моём появлении женщина с болонкой шарахнулась в подъезд, я был почти у цели.
Так, последний двор. Мимо сгнившего «запорожца», мимо контейнера для стеклотары, мимо такси с включённым движком и уснувшим водителем. Вот он, последний угол…
Я выскочил за угол, замедляя бег и восстанавливая дыхание.
Остановился, озираясь по сторонам, и почувствовал, как сердце проваливается в пустоту.
Серого БМВ Марголина нигде не было видно.
* * *
— Иваныч! — орал я в микрофон, стоя посреди пустой улицы. — Иваныч, чтоб ты сдох!
Он должен был услышать меня и без рации, но не слышал, вернее не отзывался.
Я не знал, что мне делать. Но рация молчала. Не могли же их всех перебить? Если уж мне в одиночку удалось вырваться из дома…
Их не перебили и не захватили. Они просто уехали.
Дверь. В той стене не было двери. Ни стеклянной, ни какой другой. Из комнаты был всего один выход.
Ловушка. Меня подставили.
Бред! Кому я нужен?
— Иваныч, сука драная!
В наушнике что-то пискнуло, и я замер, напрягая слух до судороги в ногах. Бесполезно. Никто не хотел мне отвечать. Или уже не мог? Последнее было бы предпочтительней…
Что же произошло?
На оживлённой улице я, сунувшись в толпу, сбавил шаг. На остановке стоял троллейбус. Я прыгнул в салон перед самым закрытием дверей. Протолкался на заднюю площадку и встал поближе к окну.
Никто не бежал вслед за троллейбусом и не метался в толпе, как это бывает с упустившими объект филёрами в кино. Я всмотрелся в лица пассажиров. Никого подозрительного. Обычные люди, порядком уставшие за трудовой день и занятые своими обычными проблемами. Наверное, никто из них за всю жизнь ни разу не попадал в перестрелку и не искал в тёмной комнате стеклянную дверь. Когда-то и я был таким…
Я доехал до кольца и пересел на другой маршрут. Через несколько остановок вышел и в первом попавшемся подъезде стал у окна.
Спокойно. Хотя, если кто-то установил за мной серьёзное наблюдение, хитрости не помогут.
Очевидно, я вляпался в такое дерьмо, из которого можно и не выплыть.
Судя по тому, как падали те двое, я их не просто поцарапал.
Но как же я должен был поступить, если они первыми открыли стрельбу?
Прокурору это скажешь, снайпер долбаный.
И почему там не было двери?
Я безрезультатно пытался дозвониться до Марголина и Красильникова по известным мне телефонам. Впрочем, почему безрезультатно? Отрицательный результат — тоже результат, если уметь делать правильные выводы. Я осознал, что в «Оцеплении» никого, кроме этих двух, не знаю. Если не считать Бабко, Горохова и мужиков из Гостинки. Я не мог отправиться в центральный офис, где круглосуточно сидит дежурный, и не мог доложить о случившемся. Я не мог ни с кем посоветоваться. Я мог только отправиться к себе домой и рассчитывать пока только на себя.
Или к Лике. И я отправился к ней.
Уже целый час я наблюдал за её домом. В окнах квартиры горел свет, и я пожалел, что оставил свою «моторолу» в машине Марголина. Искать работающий телефон-автомат в этом квартале было бесполезно, и я продолжал визуальное наблюдение. Хотя и не очень представлял, чего хочу этим добиться. Я снова и снова пытался осмыслить ситуацию, сосредоточившись и раскладывая все по полочкам, но запутался ещё больше. Мысль о том, что на мне, возможно, «висят» два трупа, не давала покоя.
Вывод, который я сделал, массируя разламывающийся затылок, был прост. Все, Федя, кончилась твоя нормальная жизнь.
Лика меня совсем не знает. Мой приход очень удивил её, и выражение моего лица, надо думать, было соответствующим. Однако, не задавая вопросов, она отправилась на кухню и поставила чайник. Я сел к телефону.
Офис Антона и штаб-квартира Марголина ответили долгими унылыми гудками. Я позвал Лику.
— Ты знаешь телефон Анжелы?
— Конечно.
— Позвони. Спроси домашний номер Антона.
— Красильникова?
— Да.
Она промолчала, хотя ей явно хотелось спросить: зачем? Послушно села к телефону и стала нажимать кнопки. Сказывалась её жизненная школа, когда можно задавать вопросы, а когда нет. Я представил, как бы вела себя на её месте Наталья.
— Не отвечает. — Лика положила трубку, на секунду задумалась и потянулась к телефонной книжке. — Подожди, я одной подруге позвоню…
— Алло! Извините, что так поздно… Иван Михалыч, это Светлана. А Лариса уже спит?
«Почему Светлана?» — подумал я и тут же забыл об этом.
— Ларка, извини! Я Анжелу ищу. У своего? У кого, у Сашки? Куда уехали? А-а, понятно! Нет… Нет… Нормально! Я потом перезвоню, ага? Пока-пока!
Она отодвинула телефон.
— Анжела уехала. У неё что-то типа отпуска, дней на десять. Лариска говорит, она собиралась со своим парнем в кемпинг поехать, под Петровском. У него день рождения, что ли…
— С парнем? А Антон?
— Не задавай идиотских вопросов, — Лика усмехнулась и взяла сигареты, — ей уже двадцать восемь, замуж давно пора… А Антон твой…
— Понял…
Я позвонил в 15-е отделение. Дежурный мне ответил, что все опера давно разошлись по домам, и я тут же перезвонил Максиму:
— Привет, Макс! Спишь?
— Нет, книжки читаю!
— Извини, у меня дело срочное… Чего обмывали? А-а, «пассат» твой? Слушай…
Я попросил его узнать домашний номер Красильникова. Мне сильно не хотелось этого делать, но ничего другого я придумать не мог. За растянувшиеся до бесконечности минуты ожидания я понял, что ничего из моей затеи не получится. И оказался прав. Через четверть часа Максим продиктовал мне номер.
— На кого он зарегистрирован?
— Коммуналка.
— Спасибо… — Я положил трубку не прощаясь.
В этом городе, да и во всём мире, я думаю, найдётся немного владельцев «мерседесов», проживающих в коммунальных районах.