Задолженность крестьян по государственным налогам составила в 1914 году 6,6 миллиона йен, а в 1920 году достигла 75 миллионов йен. В том же 1920 году за неуплату налогов было реквизировано имущества на сумму 6,5 миллиона йен, в то же время задолженность крестьян в 1911 году составила уже 750 миллионов йен, а в 1925 году превысила 4 миллиарда йен; при этом большую часть этой громадной задолженности должны были выплатить малоземельные крестьяне. Продолжало существовать такое положение, когда беднейшие крестьяне вынуждены были продавать своих детей в публичные дома, на текстильные фабрики и другие предприятия.

Этот чрезвычайно низкий, нищенский уровень жизни японских крестьян давал возможность поддерживать заработную плату, условия труда и жизни всех японских трудящихся на таком же низком уровне.

Какие бы статистические данные мы ни взяли, они свидетельствуют о том, что в силу объективных условий того времени капитал, вложенный в публичные дома и в текстильную промышленность, приносил наиболее высокую прибыль. Причина этого одна и та же. В 1927 году на текстильных и других фабриках Японии работали около 315 тысяч девушек в возрасте до 16 лет. 80 процентов рабочих текстильных предприятий составляли женщины, причем из 800 тысяч работниц около 600 тысяч женщин были старше 16 лет и около 200 тысяч – моложе 16 лет.

Женский труд и труд малолетних девочек широко использовался в Японии – не только на текстильных фабриках, но и на предприятиях красильно-прядильной промышленности, на машиностроительных, химических и металлургических заводах, в горнодобывающей и других отраслях промышленности.

В японском «Статистическом ежегоднике» за 1924 год в 1-м докладе Комиссии по изучению условий труда в промышленности отмечалось, что при общем количестве фабрично-заводских рабочих в 1 миллион 320 тысяч человек 720 тысяч составляли женщины и 180 тысяч малолетние работницы, не достигшие 16 лет, а среди 300 тысяч рабочих предприятий горнодобывающей промышленности было 70 тысяч женщин и 14 тысяч девочек, не достигших 16 лет; при этом в число работавших, не достигших 16 лет, включались даже девочки младше 12 лет.

Низкий уровень жизни рабочего класса Японии способствовал поддержанию на низком уровне жизни всего народа. Это приводило к высокой смертности населения Японии от туберкулеза. В 1927 году она составляла около 15 человек на каждые 10 тысяч человек населения, что в два раза превышало подобные показатели в большинстве цивилизованных стран Европы и Америки, где она колебалась от 6 до 10 человек на 10 тысяч населения; по смертности от туберкулеза Япония наряду с Мексикой занимала первое место среди цивилизованных стран; более того, особенно высокой была она среди молодежи в возрасте 15–25 лет; смертность молодежи в Японии была близка к смертности людей, достигших приблизительно 60 лет. Рост смертности среди молодежи свидетельствовал о тяжелых условиях, в которых она жила.

В 1926 году смертность грудных детей в Японии составляла около 15 человек на каждые 100 родившихся, что было значительно выше, чем в США, Англии, СССР. Франции, Германии и других странах, и даже значительно превышало смертность грудных детей в Италии. Тот факт, что детская смертность, более высокая, чем в Японии, была обнаружена только в таких местах, как Борнео, Суматра и т. п., говорит сам за себя. Этот факт показывает, в каких жалких условиях были вынуждены жить рабочие, крестьяне и весь народ Японии. Такой низкий жизненный уровень трудящихся классов, составлявших подавляющее большинство населения Японии, естественно, создавал низкий спрос, что тормозило воспроизводство.

Потребление сахара на душу населения обычно является критерием уровня жизни народа.

Годовое потребление сахара в Японии на душу населения в 1922 году по сравнению с периодом до 1900 года повысилось на 25 процентов и превысило 16 кип; в 1923 году оно упало до 14 кип; в 1926 году вновь возросло приблизительно до 18 кип; а в 1927 году опять понизилось до 15 кип и не составляло даже одной восьмой потребления сахара на душу населения в США.

Японки. Фото 30-х гг.

Годовое потребление риса в Японии было самым высоким в 1921 году и составляло на душу населения 1 коку 2 го; в 1922 году оно равнялось 1 коку 1 то 8 се 7 го, в 1923 году – 1 коку 1 то 4 сё 7 го, в 1924 году – 1 коку 1 то 2 сё 2 го, в 1925 году – 1 коку 1 то 2 сё 9 го, в 1926 году – 1 коку 1 то 3 сё 4 го, в 1927 году потребление риса на душу населения упало до 1 коку 1 то 2 го (материалы по экономической статистике Японии, составленные издательством «Асахи симбун»). Для японского народа, основным продуктом питания которого является рис, такое положение очень печально. И это в то время, когда на складах находилось более 10 миллионов коку риса, что в два раза превышало обычный необходимый запас риса, определявшийся в 5 миллионов коку.

Площадь обрабатываемой земли в Японии, достигнув в 1921 году максимальной цифры 6162 тысячи тё, продолжала неуклонно сокращаться. И это несмотря на существование закона 1919 года о субсидировании поднятия целины, но которому 40 процентов затрат, произведенных при подъеме целинных земель, оплачивалось государством.

Что касается производства риса в Японии, то если валовой сбор риса в 1880 году, равный 32 миллионам коку, принять за 100, то в 1910 году он составил 53 миллиона коку (индекс 166), а в 1925 году он был равен около 60 миллионов коку (индекс 184); средний урожай риса, полученный с 1 тана земли за этот же период, возрос следующим образом: 1880 год – 1,22 коку (индекс 100), 1910 год – 1,76 коку (индекс 144), 1925 год – 1,86 коку (индекс 153). Рост населения за этот же период характеризовался следующими цифрами: 1880 год – 38 миллионов человек (индекс 100), 1910 год – 55 миллионов человек (индекс 143), 1925 год – 62 миллиона человек (индекс 163).

При этом серьезное противоречие состояло, во-первых, в том, что, несмотря на увеличение индекса роста населения в 1925 году до 163, а индекса сбора риса с 1 тана земли только до 153, площадь обрабатываемой земли сократилась. Во-вторых, несмотря на увеличение индекса валового сбора риса в 1925 году до 184, а индекса роста населения в 1925 году до 163, потребление риса на душу населения сократилось.

Падение покупательной способности народных масс Японии отчетливо проявилось также в том, что в то время, когда индекс оптовых цен на товары повысился с 206 в 1921 году до 212 в 1925 году, индекс розничных цен, который при нормальных условиях должен был бы повыситься значительно больше, чем индекс оптовых цен, наоборот, за эти годы сильно упал – с 236 до 218. После этого индекс оптовых цен также резко упал – до 188 в 1926 году и 179 в 1927 году, а индекс розничных цен тоже продолжал падать и составил в 1926 году 199, а в 1927 году – 189.

Покупательная способность трудящихся классов, которая определяется индексом реальной заработной платы (реальная заработная плата устанавливается путем умножения номинальной заработной платы на число рабочих и деления результата на индекс розничных цен), продолжала стремительно падать. Если принять индекс реальной заработной платы в 1929 году за 100, то в 1930 году он равнялся 99,8, в 1931 году – 95,6 и в 1932 году – 92,1.