Из Сен-Жермен-де-Пре мы вышли уже под вечер. Два дня мы со Скэбисом активно осматривали исторические достопримечательности, как традиционно-туристические, так и эзотерические, но в списке Скэбиса остался еще один неохваченный пункт: базилика Сакре-Кер на вершине Монмартра – безусловно, один из красивейших соборов Парижа, сочетающий в себе грандиозное величие и воздушную легкость. Но еще одну церковь я бы уже не осилил, так что я тихо присел на скамеечку в глубине нефа и сказал Скэбису, что Сакре-Кер он осмотрит самостоятельно, без меня.

Занятый своими мыслями, я даже не сразу обратил внимание на коленопреклоненную женщину с белым шарфом на голове чуть впереди от меня, в проходе справа. Женщина встала, прошла пять шагов и вновь опустилась на колени. Так повторялось опять и опять: она молилась каждой статуе святого, каждому изображению Страстей Христовых, медленно продвигаясь в глубь церкви. Я наблюдал за ней очень долго. Поначалу – из любопытства, потом – чуть ли не с благоговением. Мне вдруг пришло в голову, что я искренне не понимаю, что заставляет людей делать подобные вещи, и, наверное, уже никогда не пойму. Для того чтобы это понять, нужно что-то такое… я даже не знаю, что именно. Знаю только, что у меня этого нет.

И тут у меня в голове что-то переключилось.

– Ну конечно, – сказал я вслух. Ведь я уже думал об этом. Святой Грааль. Мой Грааль. Не тот Грааль из легенд и историй а мой личный. Который только для меня. Но я по-прежнему не имел ни малейшего представления о том, что это такое и как мне его разыскать.

Мы сидели в ресторанчике неподалеку от Сакре-Кер и наблюдали за тройкой молодых людей в живописных обносках жавшихся друг к другу на входе в маленький магазинчик на другой стороне1 улицы. Это были уличные художники, писавшие портреты туристов, но погода в последние дни явно не благоприятствовала их скромному бизнесу. Мне вспомнился рассказ Алена Фера: в 1960-х годах он тоже работал уличным художником в Париже. Скэбис вдруг встрепенулся и вроде бы собрался что-то сказать, но тут у него зазвонил мобильный.

– А, Бешеный Пес. Здравствуй, здравствуй. Как жизнь молодая? Да. Ага. Да? А я уже начал думать, что ты забыл… – Долгая пауза. – Как, еще раз, его зовут? Да нет, нормальное имя. Прямо сейчас? А почему бы и нет? – Еще одна долгая пауза. – Ага. Ага. То есть он их видел? Своими глазами? Замечательно, потому что… – Очередная пауза. – Завтра? Конечно. Где мы встречаемся? Да. Хорошо. Спасибо, Мартин. Значит, до завтра. Скэбис положил телефон на стол. Потом откинулся на спинку стула, улыбнулся и хлопнул в ладоши.

– Есть новости, – сказал он, и тут опять зазвонил телефон.

Весь вечер Скэбис только и делал, что говорил по мобильному. И все утро на следующий день. Потом, когда у него кончились деньги, он экспроприировал телефон у меня. Мартин Стоун нашел для Скэбиса двух человек, с которыми можно было бы побеседовать на интересующие его темы. Один – англичанин, второй – американец. Оба жили в Париже, и хотя не смогли (или же не захотели) встретиться с нами лично, они с удовольствием поговорили со Скэбисом по телефону. Один из них был известным специалистом по «крайне правой» литературе и знал все о журнале, который Пьер Плантар издавал во время войны, а второй собирал базу данных по всем публикациям, так или иначе связанным с Ренн-ле-Шато. Они дали Скэбису телефоны своих знакомых, к которым можно было бы обратиться, а эти знакомые дали ему телефоны своих знакомых, а те знакомые – и так далее до бесконечности. Я даже не знаю, скольких людей Скэбис успел обзвонить – «Вы действительно видели оригинал «Секретных досье»?», «Что стало с Сионской общиной после смерти Пьера Плантара?», «Вы что-нибудь знаете о «Красном змее?» – но в конечном итоге он явно остался доволен объемом и качеством полученной информации.

Что до меня, то я был безмерно счастлив уже оттого, что можно все утро валяться в постели, в сухом теплом номере, а не носиться по улицам под дождем. Впрочем, как водится, счастье закончилось очень быстро. Завершив свой телефонный опрос, Скэбис сказал, что пора выходить, иначе мы опоздаем на встречу с Бешеным Псом. По дороге в кафе, где Мартин назначил нам встречу, мы прошли мимо здания Высшей национальной школы изящных искусств с мраморным бюстом Никола Пуссена на стойке ворот.

– Ну вот, началось, – вздохнул я, глядя на каменный лик художника.

– Но это же просто случайное совпадение. – Скэбис хитро прищурился. – Закон красной малолитражки.

Это был наш последний день в Париже, и Мартин хотел показать нам несколько антикварных книжных лавок, специализировавшихся на эзотерической литературе. Мы встретились в кафе рядом с Сен-Сюльпис. Для того чтобы создать необходимый настрой для похода «по старым книжкам», Мартин принес с собой два фолианта, изданных больше ста лет назад, – работы французского мистика и оккультиста Жозефина Пеладана. Пеладан был дружен с Клодом Дебюсси и отличался весьма импозантной внешностью: развевающийся плащ, длинная борода, копна всклокоченных иссиня-черных волос. Он родился в Лионе, был мартинистом, и позднее создал свое собственное эзотерическое братство с витиеватым названием Орден католиков-розенкрейцеров Храма и Грааля. Именно Пеладан первым высказал предположение, что замок Грааля, упоминаемый в средневековых легендах, – это крепость катаров Монсегюр. Ему также принадлежали слова, что художники, писатели и музыканты должны быть «как рыцари в сверкающих латах, посвятившие жизнь символистическим поискам Святого Грааля». Но почему-то мне кажется, что Пеладан, говоря о художниках и музыкантах, имел в виду не совсем барабанщиков из панк-роковых групп.

Часа два, если не больше, Мартин водил нас по пыльным лавкам, где полки были уставлены древними фолиантами в потертых кожаных переплетах с растрепанными страницами бумага которых не просто пожелтела от времени, а окостенела местами и покрылась книжным эквивалентом старческих пятен. В двух или трех магазинчиках продавались не только книги, но и старые письма – мне удалось расшифровать несколько малоразборчивых подписей, среди которых встречались, в частности, Пьер Ренуар и Рихард Вагнер, – но цены были рассчитаны явно не на таких, как я. Магазины принадлежали серьезным коллекционерам и ориентировались на серьезную же клиентуру. Мартин знал всех букинистов и по просьбе Скэбиса спрашивал у каждого, не встречался ли ему, случайно, «Le Serpent Rouge». Кто-то из тех, с кем Скэбис беседовал утром по телефону, сказал, что те тринадцать стихотворений в прозе, которые воспроизводятся в некоторых работах, посвященных тайне Ренн-ле-Шато, это лишь часть «Le Serpent Rouge», и там есть еше и другие любопытные материалы. Но ни один из букинистов, которых расспрашивал Мартин, даже не слышал о такой книжке.

Последняя лавка, куда мы зашли, специализировалась исключительно на эзотерической литературе. Вывеска над входом гласила: «Livres anciens – alchimie, demonologie, sciences occultes, littérature fantastique et d'anticipation».[12]Многообещающее объявление. И словно в подтверждение тому, что здесь действительно может найтись что-нибудь интересное, в витрине висела старинная гравюра, изображавшая бородатого мужчину, сидевшего в пещере в окружении уродливых гоблинов. Скэбис идентифицировал сюжет за долю секунды. И не ошибся. Надпись с обратной стороны гравюры удостоверяла, что это именно «Искушение святого Антония» (в трактовке восемнадцатого столетия).