Гастон возвращался в Париж со смешанными чувствами. С одной стороны, ему придется долго латать любимый «рено». С другой – он всё же поучаствовал в войне. И в этом маленьком сражении победили французы.

Он не ощущал себя героем. Вот сержант Пепиньер и солдаты не растерялись… А что ждет того молодого немца?..

Рассвет выдался сырым и зябким. Солнце лениво пробивалось сквозь клубы летящих к востоку туч. Дорога приобрела серый оттенок. Мотор гудел ровно, воздух разносил звонкое эхо по окрестным холмам.

У обочин виднелись указатели, которых Гастон ранее не заметил в темноте. У места, где они отстали от колонны, таксист улыбнулся и запоздало подумал, что надо на всякий случай приобрести карту окрестностей.

Маранбер заметил, что тучи скапливаются вокруг свежих фортификационных укреплений, насыпанных на подъезде к столице. Словно небесная армия подтягивает силы для генерального сражения. Ему привиделся легкий отблеск молнии.

Таксист прибавил скорость, гадая, когда же снова въедет в полосу дождя.

Вскоре начались обжитые пригороды, а с ними и военные посты. Гастон ощутил легкое беспокойство. И, по мере приближения к северной окраине Парижа, оно стало превращаться в тревогу.

Позже, когда увидел Холм с куполом и стрелой колокольни Сакре-Кёр, таксист понял, что ему необходимо проехать именно там. И непременно через площадь Сен-Пьер…

Когда он уже сворачивал на площадь, оставляя справа утопающую в зелени лестницу, невдалеке – всего в квартале от него – послышался шум голосов. Теперь, казалось, авто ведет уже кто-то другой и лишь подвозит обмершего от страшного предчувствия Гастона к перекрестку рю Тардье и рю Шаппе.

Маранбер остановил такси на углу, выскочил из кабины и понесся к месту, где собралась толпа. Почти одновременно с ним прибыла машина городской жандармерии.

На перекрестке находилось множество людей. Они окружали плотным кольцом нечто, вызывавшее у них болезненный интерес.

Зеваки переговаривались и спорили. Некоторые отворачивались и покидали перекресток. Какую-то прилично одетую женщину сильно рвало. Несколько взрослых отгоняли подальше стайку любопытных детей. Время от времени в окна выглядывали сонные обыватели, но, посмотрев вниз, бледнели и исчезали за занавесками.

Пока жандармы выбирались из своего авто, Гастону удалось пробиться в первый ряд. И он тут же горько пожалел об этом. Ноги ослабели, однако он устоял, бессмысленно глядя на широкую черную лужу…

* * *

…та самая красавица в белом трико, Селена-Орфелина, лежала на мостовой. Ее серое лицо было обращено к небу. Вокруг косой раны на горле сворачивались капли крови…

В воскресенье 2 августа 1914 года Анжелюс Дежан ощущал себя совершенно счастливым.

Волнения сумасшедшей карнавальной субботы оказались такими сильными, а усталость столь неизбывной и неотвязчивой, что художник проснулся лишь к полудню. И еще долгое время не мог уговорить себя раскрыть глаза. Через некоторое время он всё же встал, отыскал наощупь кувшин и смочил лицо водой.

Вчера я побывал в страшной сказке со счастливым концом, вспомнил он. Обычно сказки заканчиваются предсказуемо – и жили они счастливо…

Нет, эта-то как раз и не закончилась. Наоборот, вот он, счастливый финал, тихонько посапывает на отобранной у Анжа подушке и наверняка ждет прекрасного продолжения.

Ночью, когда они поднялись в комнаты художника, у Селены едва хватило сил снять белый цилиндрик. Глаза ее слипались; она чутьем отыскала кровать и упала на нее поверх покрывала. Анж бросил на пол испорченный сюртук и осторожно прилег рядом с девушкой.

Утром художник обрадовался, что встал раньше.

– Ты доверилась мне, – прошептал Дежан, – я никогда тебя не обижу.

Она услышала его шепот, медленно протянула руку и погладила покрывало в том месте, где только что лежал художник. Не найдя его, Селена всхлипнула во сне и по-детски надула губы. Потом лицо девушки сделалось серьезным. Селена горестно вздохнула и перевернулась на другой бок.

Она очень одинока, с горечью подумал Анж. Потом взял пустой кувшин и медленно, на цыпочках, вышел из комнаты.

За дверью художник почти столкнулся с мадам Донадье, которая собиралась постучать.

– Доброе утро, мсье Дежан, – улыбнулась хозяйка. – Как я понимаю, завтрак готовить на двоих?

Анж застенчиво кивнул.

– Хорошо, – продолжила мадам Донадье. – Сегодня будет утка в черносливе, а к чаю профитроли с шоколадом. Кажется, ваша дама любит фиалки?

Она протянула Анжу букетик, который до этого прятала за спиной.

– Я не сомневаюсь, что вы бы догадались сами, но у вас не было времени. Думаю, мадемуазель оценит маленький знак внимания.

– Мадам Донадье, вы сокровище! – воскликнул Дежан и взял цветы.

– Полноте! – нахмурилась хозяйка. – Вы разбудите девушку. Переоденьтесь и спускайтесь к завтраку. Вдвоем, разумеется. Я должна вам кое о чем сообщить.

Анж кивнул снова.

– А знаете, мсье Дежан, – вдова обернулась на лестнице, – не хочу показаться нетактичной… Я заметила вас, когда вы крались к дому… Мне кажется, вам повезло с избранницей. Сейчас любовь стала понятием затертым и даже пошловатым. Однако ваша гостья, мягко говоря, к вам… очень сильно привязана. Поверьте, женщины разбираются в таких вещах. Берегите ее… Когда наполните свой кувшин, не забудьте взять еще одно полотенце, зубную щетку и мятный порошок – их вы найдете возле крана. Итак, встретимся внизу через час.

* * *

Анж тихонько затворил за собой дверь и прошел в комнату.

– Кто это крадется? – раздался сонный, но веселый голос Селены. – Мсье Дежан, вы даже не попытались сбежать ночью? Я почти разочарована!

На ходу протирая глаза, она вышла из мастерской. Художник положил на стол полотенце и туалетные принадлежности. Кувшин поставил возле тазика.

– Это тебе! – Он протянул Селене фиалки.

Девушка странно взглянула на него и приняла букет.

– Ты не представляешь, как давно мне не дарили цветы…

Она крепко обняла Анжа.

– Мадам Донадье ждет нас к завтраку…

– Тогда поспешим, – решила Селена. – Ты не возражаешь, если я умоюсь первая? А пока, будь добр, переодень брюки. Старые я позже постираю и зашью.

На душе Дежана стало очень тепло. Теперь в его жизни появилась хозяйка. Всё обретало новый, замечательный смысл.

Я не один. Нас двое. И вместе мы создаем собственный маленький мир…

– Анж, извини… Выйди, пожалуйста… – попросила она. – Я стесняюсь.

Конечно, им некоторое время придется привыкать друг к другу.

Художник со вздохом скрылся в мастерской. Он переоделся и присел на край кровати. В гостиной плескалась вода. Ему безумно захотелось выглянуть, но он сдержался. Вскочил, зашагал по комнате. После того как он раз в восьмой проходил мимо двери, его рука вдруг сама собой чуть-чуть отодвинула створку. Возмущенный собственным коварством, Анж выглянул в гостиную.