Вот, например, мы с ним разбирали такую теорему: “Внешний угол треугольника больше каждого внутреннего угла, не смежного с этим внутренним”. Но первое время я вообще не мог понимать эти названия (смежный угол, внутренний, внешний) и определения, а потом начал понимать их, глядя на рисунки линий чертежа-рисунка. Но теоремы вытекают одна из другой, нужно вспоминать или заново запоминать их, а это для меня почему-то невозможно! Ведь мне нужно сравнить и припомнить слова “меньше” – “больше”, то;есть где нужно понимать слова “меньше” и “больше” в этой теореме. Я уже понимаю, что значит меньше, что значит больше по количеству, но когда эти слова стоят в промежутках, то мне трудно понимать их, так как я не могу отнести слово “больше” к определенному понятию: то ли это слово “больше” отнесется к ранее сказанным словам, то ли к позже сказанным словам. И мне нужно на что-то опереться, и я начинаю опираться на понятие “слон больше мухи”. А уж потом я, кажется, пойму, к чему относится слово “больше”. А когда я в конце концов пойму с титаническим трудом теорему, а потом перейду дальше и начну понимать другую теорему, то первую теорему я уже забыл и не понимаю ее.

А на самом деле мне приходится без конца копаться в определениях слов и понятий каждый раз, когда с ними сталкиваюсь. В конце концов я бы, наверное, запомнил эти теоремы и понятия слов вот этих, из этой теоремы, в течение месяца или двух при ежедневной тренировке их, но преподаватель идет дальше, преподносит новую теорему, новые понятия, новые определения, а через несколько дней еще следующую теорему, и я не в состоянии запомнить ни теоремы, ни их слова и определения, ни их понятия, и от занятий ничего не остается, никакого следа. Так оно и выходит: если нужно что-нибудь запомнить, хотя бы одну теорему вот эту, то нужно запомнить ее в течение одного или двух месяцев, чтобы они вошли в память, при условии, если я ничем не буду заниматься. Да и то эта теорема с понятиями войдет в состав памяти так же, как и другие слова, которыми я теперь общаюсь, – вот такой “афазической” памятью. Но если я не буду эту теорему вспоминать изредка, то она тоже забудется совсем, как забылись и не вспоминаются все другие теоремы.

Вот и выходит, что я уже никогда не запомню и не пойму ни геометрию, ни грамматику, ни физику, ни любую другую науку, раз такая стала память и раз такая у меня стала голова. Это просто страшная вещь, случившаяся в моей жизни. Странная безмозглая какая-то болезнь в моей голове – исчезающая на глазах память, непонимание окружающего, непонимание теорем».

Может быть, так обстоит дело только со сложными системами наук – геометрией, физикой, грамматикой?

Ну а что, если мы упростим задачу, если мы перейдем к простому счету – к программе первого, второго, третьего класса? Может быть, здесь будет легче?..

Но и тут нас ждут разочарования. Оказывается, уложить простую систему чисел так же трудно, как усвоить сложные научные понятия.

«От ранения я полностью забыл счет и не знал вначале ни одной цифры (так же, как и не знал ни одной буквы). И опять я сидел рядом с учительницей, полуулыбаясь ей, надеясь, что скоро проснусь от этого странного и страшного сна, что не может быть, чтобы я не умел говорить, читать, считать. И я долго смотрю на цифру и что-то вспоминаю или жду какое-то время. Наконец я вспомню про начальную цифру – один (1), и тогда я по цифровому алфавиту перебираю потихоньку: “один, два, три, четыре, пять, шесть, семь… семь!” – громко говорю я, глядя в упор на цифру 7. А иногда бываю не в силах сказать, а сколько же будет хотя бы… шестью шесть – тридцать шесть, или сорок шесть, или тридцать, – или еще сколько? Иногда бывает (сам замечал), что не могу сказать, сколько же будет… дважды два. Какие-то вредные силы без конца затмевают поврежденный мозг. И так до последнего времени путаница продолжается в таблице умножения.

Я напоминаю просто ребенка лет пяти в этом случае. Я не знаю ни одной цифры. Но уже идут занятия по счету, и оно начинает идти успешнее, чем с буквами. Ведь цифры почти все одинаковые, стоит только запомнить их десять штук, а потом всё повторяется с небольшими отклонениями и добавлениями. Но учительница уже начинает требовать, чтобы я умел считать в обратном порядке, т. е. от десяти и до единицы, а для меня это было просто наказанием, и в первое время я не мог считать цифры в обратном порядке. А потом я так начал считать. Сначала считаю от единицы и по порядку до десяти; затем мне требуется уменьшить одну цифру на единицу, но я не могу еще произнести слово “девять” сразу, а начинаю считать от одного и по порядку до восьми и т. д. до последней цифры. А это страшно тяжело было для меня считать вот таким образом в обратном порядке.

В первое время мне было очень трудно подсчитывать числа (ведь я заново учусь считать!), тем более что приходилось и приходится пользоваться “цифровым алфавитом” – 1, 2, 3, 4… и т. д., иначе я никак не мог вспомнить сразу без “алфавита” какую бы то ни было цифру. Вот, например, мне О. П. говорит: “Сложи числа 10 и 15, подсчитай, сколько будет”. И вот я начинаю подсчитывать: “Один, два, три… десять” – это значит, что я понял, что означает число “десять”, когда произнесу его после пересчета по порядку с одного до десяти. Иначе я не мог понять, что значит число “десять”. Затем я начинаю снова подсчитывать: “Один, два, три… четырнадцать, пятнадцать!” Это значит, что я понял, что значит число “пятнадцать” (и словесно, и числительно понял!). А потом я начинаю дальше складывать: “Шестнадцать, семнадцать…” – и подсчитываю от шестнадцати до двадцати пяти по пальцам.

Считать в письменном виде мне гораздо легче, а в уме – очень и очень тяжело и трудно, и считаю всегда длинным способом. Вот О. П. говорит: “Отними от 32 цифру 17, сколько будет? И сделай это в уме!” И вот я начинаю копошиться – считать, пересчитывать в уме – очень медленно и очень долго, переспросив дважды учительницу про эти цифры… От 32 отнять 2 – будет 30. К 17 прибавить 3 – будет 20. От 30 отнять 20 – будет 10. От 10 отнять 7 – будет 3. К 3 прибавить 10 – будет 13. Да