погоню за убегавшими. Настигаемых прикладами и каблуками превращали в кровавую массу. Большинство погибло, но несколько товарищей, в том числе и тов. Дробнис, получив по несколько пуль, все же скрылись.

В Киеве гайдамаки – опора Ц. Рады в Киеве – разгромили Совет профес. союзов и Совет фабрично-заводских комитетов, устраивали ночные налеты на фабрики, заводы и, под видом поисков оружия, учиняли форменный погром, арестовывали пачками рабочих и, зверски избивая, отправляли по тюрьмам.

Яркую картину создавшегося в то время положения в Киеве дает следующее письмо киевского товарища рабочего[60].

«Ц. Рада ведет, – как она выражается, – беспощадную борьбу с большевизмом, – для достижения цели она разоружила в ночь на 8 января Киевский арсенал, политехнические мастерские, завод Ауто, Варшавскую судостроительную верфь и др.; под словом «разоружение» нужно понимать полнейший разгром указанных заводов: под предлогом поисков оружия снимались кожаные пассы с моторов, разламывались ящики столов в конторах и проч. О процессе обыска и разоружения можно составить представление по случаю, имевшему место на заводе Ауто. Явились на завод ночью, часов в 8, разбудив сторожа, и, не дав ему одеться, в нижнем белье повели его по заводу с тем, чтобы указывал, где хранятся ружья, гранаты и вообще оружие; когда сторож отвечал, что не знает, били его прикладами. Обойдя завод, и если обыск даже оставался безрезультатным, шли в контору, брали список рабочих и, читая по алфавиту, спрашивали: «большевик или нет?» – если нет, то какой партии? Таким путем устанавливали политическое «кредо» рабочего. Покончив с заводами, Ц. Рада объявила мобилизацию «вильного казачества» на 7 дней, с уплатой жалованья, и начала охоту на поименованных, правильно и неправильно, большевиков. По улицам и квартирам брали товарищей и избивали до полусмерти, а избив, бросали в «Лукьяновку». Около 40 чел. исключительно рабочих томятся и сейчас на больничных койках Лукьяновской тюрьмы… Все воинские части, которые поддерживают Ц. Раду, получают особый порцион водки; когда же нужен особый подвиг со стороны этих героев, порцион увеличивается вдвое, озверелые люди, под влиянием алкоголя, творят ужасы, не поддающиеся описанию, как это имело место в Киевской центр. хлебопекарне. Пекаря в знак протеста против насилий объявили через свой профессиональный союз однодневную забастовку. Вечером группа гайдамаков ворвалась в пекарню, где в это время происходила замеска хлеба, и с криком: «А, вы бастовать, морить нас голодом!» – открыла пальбу. Убили 4 тов. пекарей и изрешетили всю пекарню пулями… Рабочая печать преследуется. «Пролетарскую Мысль» закрыли; редакция попробовала выпустить «Пролетарское Дело», но первый номер, едва вышел, стали конфисковывать у разносчиков и в киосках; сейчас киевский пролетариат без своего живого пролетарского слова… Пробовали рабочие отправлять делегации в Ц. Раду, чтобы прекратить эти безобразия, стоящие жизни нашим товарищам, но всегда получали один и тот же ответ: «Мы никаких распоряжений никому не давали и ничего не знаем…» – Раз вы не даете таких распоряжений, – говорили рабочие, – то издайте приказ, чтобы это не повторялось». Но никаких приказов не издается. Завод Млашевского и железнодорожные мастерские, где преобладало украинское течение, вынесли резолюцию против контрреволюционных действий Рады и разоружений рабочих. Железнодорожники к тому же в своей резолюции заявили, что те 2 броневые поезда, которые ремонтировались в мастерских, предназначаются против большевиков, а потому они их разобрали и не дадут… Пролетариат Киева, – кончает свое письмо товарищ, – лишенный реальной силы штыков, обращает свои взоры в сторону Харьковской Укр. Народн. Республики, изо дня в день ожидая часа расплаты за неповинно пролитую кровь».

Лукьяновская тюрьма и военная, Косой-Канонир, переполнены были изувеченными киевскими пролетариями. Тов. Чудновский, содержавшийся в Косом-Канонире, объявил голодовку против зверских насилий, чинимых в тюрьме агентами Ц. Рады.

В ночь на 25 декабря в квартиру тов. Леонида Пятакова, – члена Киев. комит. больш. и члена ЦИК – ворвался отряд гайдамаков под предводительством офицера, стащили его с кровати в одном белье и, зверски избивая, увели неизвестно куда, а через 2 недели труп тов. Леонида нашли под мостом с простреленной раной в области сердца, с вырезанными во всю длину тела полосами, выколотыми глазами и исполосованного сабельными ударами.

В Умани, 5 января, во время заседания Уманьского Совета комиссар Ген. Секр. Суровцев с отрядом из «Куреня смерти» ворвался в Совет и, «разгромив все, что возможно было», тут же расстрелял члена ЦИК Советов Украины, тов. Пионтковского – члена партии большевиков с 1905 г. – и члена Уманьского Совета и комитета большевиков, тов. Урбайлиса – рабочего печатника.

Генер. Секр. Ц. Рады предписал арестовать весь Совет Солд. Депут. IX армии румынского фронта. Члены Совета, находясь в тюрьме, обратились со следующим письмом[61] к рабочим и крестьянам Украины:

Мы, члены Совета Солд. Депутатов, считаем своей моральной обязанностью заявить о нашем глубоком возмущении по погоду того насилия, которое именем Укр. Нар. Республики творилось над нами в течение нескольких дней. Без предъявления ордера об аресте, без объяснения причин, лица, которые себя именуют украинскими социалистами, врывались ночью в квартиры и, угрожая револьверами и румынскими штыками, заставляли нас всех подчиняться грубому насилию. Под охраной румын и украинцев арестованные, подгоняемые грубыми окриками румынских жандармов и украинских социалистов, отправлялись на окраины города в казармы, где уже передавались всецело в руки румын… Под впечатлением произошедшего, мы, очутившись: за двумя толстыми решетками и под внимательным наблюдением юнкеров-кавалеристов, сразу вспомнили темное минувшее царской России. Но российские жандармы были куда более вежливы к своим жертвам. Они осторожно звонили и, когда им открывали, предъявляли документы, и уже после этой процедуры предлагали исполнить, что прочитано… И нужно помнить, что это было во времена рабства, когда мы только мечтали о воле, когда она нам казалась чем-то недостижимым, как небесный рай… О неприкосновенности личности и жилища мы только читали, да и то тайком… И все-таки темные люди находили возможным быть по отношению к нам людьми, несмотря на своо физическое господство. А теперь? Теперь мы считаем себя свободными гражданами, имеем полное право пользоваться всеми гражданскими свободами. Для завоевания этих свобод пролито целое море братской крови, и вдруг в то время, когда меньше всего ожидаешь насилия, снова, как когда-то, превращаешься в арестанта, но уже не по воле темного, неграмотного жандарма, а по желанию просвещенного украинского социалиста… Но мы не верим, что эти люди, со словами и действиями жандармов, – социалисты, и слова, которые они кричали при арестах: «От имени Украинской Народной Республики», они нахально украли у подпавшего под новое рабство несчастного украинского народа. Мы знаем этот народ. Кому знать его, как не нам, плечо в плечо умиравшим одинаково жестокой смертью в серых, холодных окопах… Мы знаем, что наши надежды и желания