Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И кто ж из общества вас рекомендовал, любезнейший?
— Столпин Георгий Иваныч, Сорняков Матвей Филлипыч…
Видимо, названные Ермаковым люди были знакомы Тичикову. И самое главное — внушали доверие. Так как он, не без некоторых усилий, все же поднялся с кресла, подошел к нам и протянул Гордею руку.
— Мое почтение, — он повернулся ко мне. — А барышня эта… кто будет?
Мой ответ, судя по всему, не подразумевался, так как взгляд Тичикова снова вернулся к приставу.
— А эт жинка моя, Ефросинья Никифоровна. Вы уж простите, что как снег на голову. В гостиницу недосуг было. С поезду поспешали к вам.
— С какой такой целью? — нахмурился купец.
— Подарок к святкам от купцов столичных привез. Велено было кланяться и лично в руки переедать, — с этими словами, Гордей вручил мужчине прикрытую узорчатым платком корзину, от которой за верстку несло терпким запахом копченой рыбины.
Ермаков ее долго на рынке присматривал. Чихал, морщился, но выудил-таки из потаенных недр здорового осетра. Одарив его редким шансом украсить купеческий стол.
Тичиков корзину принял. Поднес к носу, откинул платок и сделал глубокий вдох.
— Настасья, — раздался в гостиной его скрипучий бас. — Тащи самовар!
Тичиков явно не привык церемониться с собственной прислугой. Вышколил так, что все приказы выполнялись быстро и беспрекословно. А потому не прошло и пары минут с нашего представления, как мы с Гордеем расположились плечом к плечу за накрытым купеческим столом, и медленно цедили поданный на блюдечках чай.
Сам же, сидящий во главе хозяин дома, выбрал напиток покрепче. На многочисленную закуску не глядел. Предпочитая занюхивать каждую опрокинутую в себя рюмашку сливовой настойки — мощным кулаком.
— Ну, сказывайте, уважаемый Богдан Тихомирыч, — заметно подобрев, откинулся он на спинку стула. — Как в столице торг идет? Рублем красен?
Гордей отложил блюдце с чаем, вытер рукавом бутафорскую бородку и печально вздохнул.
— Нет тот он нынче. Ой, не тот, милейший Евлампий Евсеич. Товар дорог. Покупатель беден, да до мелочности придирчив. То ему не так, эдак не эдак. Вот, думаю, приглядеться к Китежу. Может, оно туточки легче пойдет?
Вот же актер… и совсем не погорелого театра. Где только так играть обучился?
— Может и легче, — кивнул купец. — Городок у нас небольшой. Покупатель выбором не испорчен. Да и я подсоблю, коль нужда возникнет.
Поведя локтем, я случайно задела лежащую на краю стола ложку, и та, с оглушительным звоном, стукнулась об пол.
Гордей не обратил внимание, продолжив трапезу. А Тичиков резко дернулся, побагровел до состояния переспелого томата, заиграл желваками. А взгляд загорелся такой лютой ненавистью, что будь я из воска, растеклась бы лужицей.
Знакомый типаж. И дело тут не во мне лично. Такие женщин за людей не держат, считая, что независимо от их брачного статуса, место им у плиты, а не за одним столом с мужчинами. Но тут терпеть приходится. Чаем, скудоумную, поить.
Аж кулаки зачесались, так захотелось дать пощечину этому надменному лицу. И откуда столько спеси?
Даже не подумав извиняться, я задрала подбородок и приняла независимую позу. Что еще поделать в безвыходной ситуации?
Ермаков, заметив наш обмен взглядами, нахмурился.
— Слухи по столице ходют, небывалой красоты и ума жинка ваша, Евлампий Евсеич.
— Клавдия Никаноровна? Не дурна.
— А чего ж вы ее к столу не пригласите? Аль нездорова она?
— А нету ее, — развел руками купец. — Почитай, как с месяц у родни, в Пассажске гостит.
— Эх, жалость-то какая, — покачал головой пристав. — Думал, с Ефросиньюшкой ее познакомить. Авось дружба крепкая завяжется. А-то ж я за порог, а ей неймется. Скушно.
— Бабьё — сплюнул под ноги Тичиков. — Никчемные создания. Одни бусы, да наряды на уме. Ежели б не наследник, шиш бы я жинкой обзавелся. А пользовать и билетниц можно.
— И то правда, — охотно поддакнул ему Ермаков, прежде, чем бросить в мою сторону предупреждающий взгляд. Никак почувствовал, что в шаге от затрещины. — От зари до зари спину не разгибаешь. А дома вой до небес — заботушки ей мало…
Слушать подобный бред было выше моих сил. А потому, пока мужчины обсуждали минусы и подводные камни женитьбы, я крутила головой, изучая нелепое убранство купеческой гостиной… До того момента, как басовитым голосом хозяина дома не было названо знакомое имя.
— Рекомендую вам, Богдан Тихомирыч, салонец местный посетить. Знакомица моя держит. В миру — Жужу звать, — хитро усмехнувшись, Тичиков подмигнул приставу. — Много я где бывал, лучше во всем Китеже нету. На любой вкус утехи.
— Мадам Жужу? Наслышан — наслышан, — охотно закивал Гордей. Глаза его сверкнули ярче молний. Корпус подала вперед, как у готовой рвануть по следу гончей. — Ярил Михалыч Аксютин, приятель мой давний, сказывал, дюже место на таланты богатое. А первая из всех, некая… Алевтина.
— Алевтинка? От же ж тварь! — грохнул кулаком по столу разъяренный, как тысяча бесов купец.
Самовар подскочил. Чай с блюдцев вылился на белоснежную скатерть и растекся некрасивыми коричневыми пятнами.
Испугавшиеся гнева хозяина слуги, попрятались кто куда. Одному Тичикову не было ни до чего и ни до кого дела. Он продолжал сотрясать в воздухе массивными кулаками, пока мы с Гордеем не отрывали настороженных глаз от его резко покрасневшего лица.
— Евлампий Евсеич, — первым подал голос пристав. — Вы б присели. А то ж, не ровен час, сердечко прихватит. Сильное волнение и не до того доводило…
— Ваша правда, Богдан Тихомирыч, — немного успокоился мужчина, и уселся обратно на стул. — Все жилы вытянула, стервь. Перстень фамильный — золотой, с вот такущим бриллиантом — из-под носа увела. Третьего дня дело было, так до сих пор ищут. И ее, и перстень… Как сквозь землю провалилась, дрянь.
Он кивнул на висевший на стене портрет, где на одном из его пальцев действительно выделялось внушительное украшение. Пришлось присмотреться, чтобы запомнить детали. Все же важная улика. Которая, между прочим, рядом с трупом не обнаружена.
Мы с Ермаковым обменялись выразительными взглядами.
— Евлампий Евсеич, — я впервые за все время своего нахождения в обществе Тичикова подала голос, чем вызвала у обоих мужчин неподдельное удивление. — Вынуждена просить прощения, мне бы отлучиться… по нужде.
Гордей, которому явно пришлась не по нраву моя небольшая импровизация, недовольно сверкнул глазами. Купец, поморщившись, фыркнул.
— Настасья…
Я поспешила подняться со стула.
— Не нужно беспокоить вашу горничную. Если вы подскажите, где находится туалетная комната, я быстро ее найду.
— Интересный говор у жинки вашей, Богдан Тихомирыч — заметил Тичиков, обратившись к Гордею. — По стране сколько ездил, подобного не