– Откуда у тебя этот номер? – холодно спрашиваю я.

Тейлор вопросительно на меня смотрит.

– Не злись, братан. Я выведал его у одного из твоих парней в клубе в Буффало. – Наверняка Баки. Этот парниша разболтает свой пин-код от банковской карты, если хорошо попросить. – Кучка гребаных слабаков, эти твои качки.

– Что ж, забудь его. Я уже тебе говорил…

– Полегче, брат. Я пришел с миром. Слушай, на этих выходных я буду в Бостоне. Давай встретимся, поговорим. Это будет полезно для нас обоих.

Да щас. Если Кай что и делает, то только для собственной выгоды.

– Нет, спасибо. – Я заканчиваю звонок и бросаю телефон на пол. Черт возьми.

– Это опять был тот парень? – Тейлор со встревоженным видом отпускает меня и садится, поправляя блузку и застегивая джинсы. – Кай?

– Все хорошо. Забудь об этом. – Я произношу эти слова ей, но на самом деле говорю их себе. С тех пор как Кай снова показался в тот вечер после турнира, я не могу отбросить ощущение ужаса, завязывающееся тугим узлом в животе.

– Конор. Я знаю, что ты чего-то не договариваешь. – Когда Тейлор переводит на меня свой взгляд – искренний, ранимый, – я чувствую себя мерзавцем. – И если ты не готов рассказывать или не доверяешь мне, все в порядке. Но не надо делать вид, будто все это и впрямь ерунда.

Капец.

– Прости. – Я облизываю внезапно пересохшие губы. Чем скорее Тейлор поймет, что она слишком хороша для такого придурка, тем лучше. – Я не хотел ничего говорить, потому что мне нравится человек, которым ты меня считаешь.

Она хмурится.

– Что это значит?

Это значит, что если бы Тейлор понимала, что хорошо для нее, а что – нет, то она бы заблокировала мой номер.

– Это значит, что если бы ты тогда была со мной знакома, то с твоей стороны было бы правильнее бежать от меня прочь.

– Сомневаюсь, что это правда, – говорит она, и эти слова точно удар под дых. У этой девушки столько неоправданной веры в меня. – Просто расскажи мне. Уверена, все не так плохо, как я думаю.

К черту все.

– Последнюю пару лет я пытался сбежать от Кая, потому что раньше был им, – признаюсь я. – Я был по уши в дерьме вместе с ним, с самого детства. Позволял ему уговаривать меня на всякую дичь: вламываться в заброшенные здания, рисовать граффити, воровать в магазинах. – Драться, разбивать окна машин. – К старшей школе Кай начал торговать. Чаще всего просто травкой. Все этим занимались, понимаешь? В то время это даже не казалось чем-то неправильным. Но когда он учился в десятом классе, его брата посадили в тюрьму за разборку машин на запчасти, и после ареста Томми стало казаться, что Кай пошел по той же дорожке. Начал тусоваться с некоторыми друзьями своего брата, неделями прогуливать школу.

Не могу расшифровать выражение лица Тейлор, пока я ей все это рассказываю. И я все еще не способен заставить себя признаться в худшем, потому что мне неловко, стыдно за то, чем я был. Ведь я знаю, что это до сих пор во мне, под кожей. Как пятно, намертво впитавшееся в ковер.

– Потом мама вышла за Макса, и мы уехали из того района. Меня отправили в частную школу. – Я пожимаю плечами. – Это, в общем-то, отдалило меня от Кая. Если бы не это, то я, наверное, сейчас сидел бы в тюрьме. Повяз бы в том же дерьме, которое погубило Кая.

Тейлор долго на меня смотрит. Молча, задумчиво. Я не осознаю, что задержал дыхание, пока она сама не выдыхает.

– Это все?

Нет.

– Да, – вслух говорю я. – Ну, по сути, да.

Господи, я такой мерзавец. Трус.

– У всех есть прошлое, Конор. Мы все лажали, совершали ошибки. – У нее мягкий голос, но он звенит уверенностью. – Мне плевать, каким ты был раньше. Важно только то, какой ты сейчас.

Я мрачно хмыкаю.

– Тебе легко говорить. Ты из Кембриджа.

– А это-то тут при чем?

– Тебе не понять, каково это – в один день быть грязным бедняком, а на следующий оказаться в частной школе в лоферах и при галстуке. Я ненавидел всех этих напыщенных ублюдков, ездящих на гребаных «бэхах» и носящих рюкзаки «Луи Виттон». Каждый день я чувствовал на себе косые взгляды, меня доставали в коридорах, и я думал про себя, как же легко было бы угнать чью-нибудь тачку и покататься на ней или своровать все «игрушки» этих богатеньких детишек, которые они спокойно оставляли в раздевалке в спортзале. Поэтому я и пошел в государственный колледж в Калифорнию – потому что устал быть на чужом месте. – Я иронически качаю головой. – А потом я оказался здесь, посреди толпы аристократов с восточного побережья, и ровным счетом ничего не изменилось. Они чуют бедность каждый раз, как я вхожу в комнату.

– Это неправда, – настаивает она с чуть большей резкостью в голосе. – Всем, кому ты не безразличен, плевать, родился ты богатым или нет. А если кому-то не все равно, то он тебе не друг и пускай идет на хрен. Ты ничем не хуже всех остальных!

Хотелось бы мне в это верить. Может быть, какое-то время я и правда в это верил. Но Кай, вновь ворвавшийся в мою жизнь, напомнил, – нравится мне это или нет, – кто я на самом деле.

Уже середина апреля, но погода еще не определилась, какому времени года она хочет соответствовать. Когда уходишь с занятий, кажется, что еще зима: все закутаны в шерстяные пальто и перчатки, сжимают стаканчики с кофе и выдыхают шлейфы белого пара. Но благодаря ясному голубому небу и солнечному свету, пробивающемуся сквозь голые ветви дубов, чтобы согреть бурые островки травы на газонах Брайара, чувствуется, что весна в самом разгаре. А значит, до конца семестра осталось около месяца.

Еще недавно этот день казался таким далеким. Но с приближением Весеннего бала, а заодно и сессии с экзаменами и практикой, к которым надо готовиться, близится и конец учебного года, и это вызывает у меня самую настоящую панику. Во многом из-за того, что мое внимание в последнее время сосредоточено, по большей части, на другом. А именно на Коноре Эдвардсе.

Мы до сих пор не обозначили напрямую статус наших отношений. Но я не против. Мне это даже нравится. Так не приходится волноваться о том, соответствую ли я чужим ожиданиям – ведь все туманно и непонятно. И все же я начинаю задаваться вопросом, какие перспективы видит Конор. Он пригласил меня на лето в Калифорнию, но было ли это сказано серьезно? И имел ли он в виду нас как друзей, друзей с привилегиями или что-то другое? Не то чтобы я на него разозлюсь, если он сочтет конец семестра завершением нашего исключительно запутанного положения. Мне просто хотелось бы, чтобы существовал безболезненный, комфортный способ спросить, ожидает ли он, что мы проведем лето в статусе-кво.

Но в то же время я вряд ли готова услышать ответ.

Пока я иду в библиотеку, мне звонит мама. Мы давно не общались, поэтому я очень рада с ней поговорить.