Письма Паулины по-прежнему полны стойкой веры и поддержки: «Мой добрый сын! Письмо от тебя, мое дорогое дитя, для нас радость, если оно приходит оттуда, где, Бог свидетель, не место для тебя. Почти сказкой звучит, когда я говорю тебе: ни на миг я не оставила надежды на то, что рано или поздно ты вновь получишь свободу, которую заслуживаешь. Не теряй мужества. Всевышний услышит ежедневные горячие молитвы твоих старых добрых родителей… Конечно, придет день, когда все обнаружится и мы вновь увидимся, и ты после подумаешь: моя мать предсказала верно».

В 1912 году Конан Дойль опубликовал плоды своих расследований под названием «Дело Оскара Слейтера». Эта 80-страничная книга — образец экономности, но в ней, с проницательностью Холмса и с четкостью Ватсона, Конан Дойль по бревнышку разбирает дело против Слейтера. Этот небольшой томик стал предметным уроком по абдуктивной логике, основанной на наблюдаемых фактах — и только фактах, из которых строится логичное повествование, восстанавливающее истинную картину.

«Вам известен мой метод», — часто говорит Холмс Ватсону, и в «Деле Оскара Слейтера» логика Конан Дойля в точности повторяет подход Холмса. Начиная дело, он желал получить ответ на целый ряд вопросов. Что есть факт и что есть предположение? Какие данные настолько несерьезны, что не были замечены более ранними расследователями? Какая закономерность проступает, когда все факты собраны, структурированы и кодифицированы? Холмс, предостерегая Ватсона, описывал процесс так: «Никогда не доверяйте общим впечатлениям, мой дорогой, но сосредотачивайтесь на деталях».

Одна из постоянных тем в этой книге Конан Дойля — крайняя нелогичность при поиске и уголовном преследовании предполагаемого убийцы. Писатель разматывает клубок нестыковок, рушит раздутые обвинения и распутывает сеть недопустимых доказательств, на которых строилось дело с начала и до конца. Во всем рассказе о преступлении и его последствиях сквозит главный вопрос: чем объяснить такие странные внешние аспекты дела?

Конан Дойль дает сцену действия: обрисовывает мисс Гилкрист, ее драгоценности и ее квартиру, воссоздает обстановку того вечера, когда произошло убийство, и изображает взволнованного Артура Адамса — и примечательно невозмутимую Хелен Ламби — на пороге квартиры. Здесь-то и начинается раскрытие обстоятельств.

В книге одно из главных и самых суровых обвинений касается действий Ламби в то время, когда злоумышленник выходил из квартиры мисс Гилкрист. Эта сцена содержит в себе подсказку особого свойства: отрицательное свидетельство. Во всей английской литературе наиболее знаменитый пример диагностического применения отрицательного свидетельства мы находим у Конан Дойля. В рассказе «Серебряный» Холмс, расследующий исчезновение знаменитого скакуна, беседует с инспектором о поведении остальных лиц на ферме, где содержали коня. «Есть еще какие-то моменты, на которые вы посоветовали бы мне обратить внимание?» — спрашивает инспектор. «На странное поведение собаки в ночь преступления», — отвечает Холмс. «Собаки? Но она никак себя не вела!» — возражает инспектор. «Это-то и странно», — замечает Холмс[51].

Для Холмса разгадка именно в бездействии. Нечто похожее, как подозревал Конан Дойль, можно было вывести и из странного поведения Ламби на пороге квартиры. Представьте себе следующее: если вы, придя домой, обнаружите выходящего из вашего дома незнакомца, вы уж точно что-нибудь скажете: «Эй!», «Стойте!», «Вы кто такой?» Однако Ламби не проронила ни слова. Ее молчание вскользь отметил Рафхед в 1910 году. Теперь, в «Деле Оскара Слейтера», Конан Дойль четко обозначил всю странность ее поведения. После описания сцены на пороге квартиры мисс Гилкрист он продолжил:

В «Деле Оскара Слейтера» описываются брошь, которую не признали уликой, преследование Слейтера до Америки, слушание по вопросу экстрадиции, абсурдная процедура опознания в Глазго и суд в Эдинбурге. Конан Дойль с вежливой язвительностью удивлялся, что показания Ламби и Барроуман полностью совпали — сначала в Нью-Йорке, а затем и на суде. «В Эдинбурге Барроуман, как и Ламби, была куда более уверенной, чем в Нью-Йорке, — писал он. — Чем больше времени проходило после убийства, тем, по всей видимости, легче становилось опознание… Поразительный факт: обе девушки, Ламби и Барроуман, клялись в том, что, несмотря на совместное путешествие из Нью-Йорка в одной каюте, они ни разу не разговаривали о деле, ради которого пустились в путь, и никогда не сверяли свои воспоминания о человеке, которого им предстояло опознать. Для девиц 15 лет и 21 года от роду это уникальный случай самообладания и выдержки».

Конан Дойль также опроверг постулат, принципиальный для обвинения, будто Слейтер в сознании своей вины бежал из Глазго в Рождественский сочельник 1908 года. Эта гипотеза базировалась на ложной предпосылке: