Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот действительно причина, ну а вторая?
– Вторая в том, что я хочу видеть, вы слышите, видеть своими собственными глазами, каковы его отношения с этой женщиной. Хочу знать, любит ли он ее, понимаете? Если он на самом деле изгнал меня из своего сердца, я хочу сосчитать их поцелуи, подсмотреть их ласки. У меня нет иллюзий, знайте это! А что касается этой Зобейды, ее красота ввергла меня в отчаяние… Так почему же ей не удалось завоевать его сердце?
– Ну а если это даже так? – смело бросил Готье. – Если эта женщина завоевала мессира Арно и он стал ее рабом? Что тогда вы сделаете?
Кровь отлила от щек Катрин. Она закрыла глаза, стараясь отбросить образ Арно в объятиях принцессы, образ, ставший страшно отчетливым теперь, когда она увидела Зобейду.
– Не знаю! – только и сказала она. – Я и вправду не знаю, но мне нужно знать! И знать я могу только там…
– Дайте мне туда сходить, мадам Катрин, – сказал Готье. – Мне удастся узнать, отвернулся ли ваш супруг от вас. И, по крайней мере, вы не окажетесь в опасности…
Тогда Абу-аль-Хайр взял на себя труд ответить ему:
– Как ты к нему проникнешь? Апартаменты Зобейды – это часть гарема, и, даже если бы они были в стороне, охрана калифа сторожит двери. Ни один человек не входит в гарем, если он не евнух.
– Разве мессир Арно евнух?
– Его случай особый! Он пленник, и Зобейда хорошо охраняет свое сокровище. Ты поплатишься головой, и без всякой пользы…
Готье собирался возразить, но врач знаком приказал ему помолчать. Он повернулся к Катрин:
– Под каким предлогом ты надеешься войти к Зобейде?
– Не знаю. В качестве служанки, может быть… Это можно? Благодаря Жоссу я разговариваю на вашем языке и умею хорошо играть любую роль.
Она с такой мольбой смотрела на него, что Абу-аль-Хайр отвернулся, смущенный тем, что так слаб перед слезами женщины. Он долго молчал.
– Это чистое безумие! – вздохнул он наконец. – Но я с давних пор знаю, что возражать тебе бесполезно. Обещаю тебе серьезно об этом подумать. Но на это понадобится время… А пока воспользуйся моим домом, садом. Увидишь, они наполняют жизнь негой. Отдыхай… приведи себя в порядок, пока…
– Пока? – вскинулась Катрин. – Ждать? Что вы говорите? Вы думаете, что я могу спокойно жить, когда… когда меня пожирает ревность, – призналась она искренне, – сжигает желание его увидеть?
Абу-аль-Хайр встал и строго посмотрел на Катрин.
– Ну что же, пусть еще несколько дней тебя пожирает ревность, сжигает желание повидаться с твоим супругом! Неужели ты хочешь показаться мужчине, которого ты любишь, в таком виде? У тебя тусклые волосы, кожа вся в веснушках, руки огрубели от поводьев…
Смутившись, Катрин опустила голову и покраснела, как гранаты, лежавшие на подносе.
– Я стала такой уродливой?
– Ты прекрасно знаешь, что нет. Но у нас женщина живет, дышит, чтобы нравиться мужчине. Ее тело должно стать курильницей драгоценных духов, которые ему понравится вдыхать, арфой, которую ему приятно будет слушать, садом роз и апельсиновых деревьев, где сладко ему будет наслаждаться своим желанием. Оружие Зобейды… – тебе нужно им воспользоваться, самой обрести его. Только после этого ты можешь сражаться на равных со своей соперницей. Завтра я сам тебя отведу к Фатиме. Она – самая ужасная старуха, какую я знаю, и королева среди сводней, но она, как никто, умеет сделать чудо! Теперь я тебя оставляю. У меня есть несколько больных, их надо посетить. Увидимся вечером.
Лежа на мраморной скамье, покрытой банной простыней, пытаясь ни о чем не думать, как ей посоветовали, Катрин отдавалась заботам, которыми ее окружали Фатима и ее помощницы. Она даже закрыла глаза, чтобы не видеть Фатиму, которая оказалась еще более уродливой, чем она себе представляла.
Это была огромная эфиопка, черная, как чернила, и сильная, как медведь, с короткими курчавыми волосами, тронутыми сединой. Как и обе ее помощницы, она была нага до пояса, с черной блестящей от пота кожей; ее огромные груди, как арбузы, тяжело танцевали в ритме движений.
Когда Катрин, закутанная в большое зеленое покрывало, прибыла в хаммам, сидя на осле и в сопровождении самого Абу, за которым следовали оба немых раба, Фатима низко им поклонилась. Затем они с врачом завели разговор в таком быстром темпе, что Катрин, конечно, ничего бы не поняла, если Абу не предупредил бы ее заранее, каким образом объяснит Фатиме присутствие блондинки-чужестранки в его доме.
Мысль была проста, но, однако, и удивительна, если знать, с каким недоверием относился врач к женщинам: якобы он только что купил на берберском корабле, бросившем якорь в порту Альмерия, эту прекрасную рабыню, из которой он собирался сделать усладу своей старости, но только после того, как Фатима применит свое превосходное искусство и сделает ее достойной ложа утонченного и изысканного мусульманина. Он попросил толстую эфиопку держать Катрин подальше от прочих посетительниц, опасаясь, говорил он, что новость о его приобретении даст повод для сплетен. Неизвестно, что убедило Фатиму больше – смущенный вид Абу-аль-Хайра или кошель с золотыми динарами. Но она решила, что врач наконец-то влюбился, и пообещала приятно удивить его.
Вскоре Фатима принялась за работу. Мигом оставшись без всякой одежды, ловко снятой двумя мавританками, столь же худыми, насколько толстой была их хозяйка, Катрин уже сидела на деревянной скамье в комнате, полной пара. Ей дали попотеть там с полчаса, а затем, полузадохнувшуюся, перенесли на скамью для массажа, где Фатима уже ждала ее, уперев кулаки в бока, как палач в ожидании жертвы.
Катрин разложили на скамье, Фатима натянула на правую руку перчатку из жесткой шерсти, ухватила другой рукой большой глиняный горшок с какой-то массой охристого цвета и принялась натирать ее. Затем ее вымыли, обернули в простыню из тонкой шерсти и перенесли на другой стол, снабженный опорой для шеи и выемкой, с которой волосы свисали вниз. Голову Катрин намыливали много раз, вытирали и, смазав благовонным маслом, опять вытирали, потом опять мыли и в конце концов натерли жасминной эссенцией. Когда Катрин с сухим полотенцем на голове, одетая в пеньюар из белой тонкой шерсти, удобно устроилась среди подушек, Фатима хлопнула в ладоши, и появился евнух, неся широкий медный поднос с множеством тарелок. Он поставил поднос на низкий стол у кровати. Фатима, не посчитав нужным прикрыть свою обнаженную грудь, указала Катрин на поднос:
– Ешь все, что здесь стоит.
– Все? – воскликнула молодая женщина в ужасе.
И действительно, она увидела дымившиеся на подносе мясные фрикадельки, суп, маринованные огурцы, жареные баклажаны в благоуханном соусе и, наконец, множество разных пирожных!
– Я никогда не смогу все это съесть! – произнесла она робко.
Но Фатима не приняла возражений:
– Ты будешь есть столько времени, сколько понадобится, но съешь все! Пойми, Свет Зари, твой хозяин доверил тебя мне, чтобы я сделала из тебя самое прекрасное создание во всем исламском мире. И мне нужно поддержать свою репутацию. Ты отсюда не выйдешь, пока твое тело не станет таким же пленительным, как шербет из розовых лепестков!