Теперь всё решено. Слова Кантаны разрушили хрупкую идиллию. Мама, дорогая и любимая мама замахивалась на неё в надежде втолкнуть в прежний замкнутый круг силой. Только на этот раз Кантане не хотелось, чтобы за неё делали выбор.

Поэтому она останется здесь. Одна. В густом тумане. На мёртвой дороге, ведущей в никуда. Лучше потеряться, чем строить жизнь по чужим законам.

Белёсые радужки гусыни-наставницы выглянули из закоулков памяти. Что она говорила? Скромность и смирение, госпожа Бессамори, даруют Вам счастье. Смирение и скромность. Скромность и…

– Прости меня, – внезапно отскочило от зубов Кантаны. – Я люблю тебя, мама.

Слова зазвенели эхом в дымной мгле. Тень материнской ладони заслонила глаза от лунного света. Кантана зажмурилась в готовности принять удар.

– Прости меня, – Кантана вскинула виноватый взгляд. – Я люблю тебя, мама.

Луна вспыхнула в непроглядных зрачках дочери. Смуглые пальцы ещё сильнее сжали ладонь юноши из-за завесы. Гримаса страха неожиданно ушла с лица Кантаны, освободив место твёрдой уверенности. И это пугало больше всего. Перед тем, как совершить очередную глупость, младшая из Бессамори всегда становилась такой.

Анацеа напряглась, стараясь сдержать разрушительный шквал эмоций. Тщетно она искала оправдание Кантане, но вновь и вновь разум сдавался. Непросто было понять, что все эти годы заставляло Кантану пережёвывать трагедию в себе. Можно принять, как факт, то, что испуг и вправду ослепил её, сбив с пути и заставив предать Устои и Положения. Вывод сгладил бы мучительные терзания рассудка, а Кантана получила бы ещё один шанс. И Анацеа облегчила бы себе задачу… Если бы не слепая уверенность в глазах дочери. И если бы не запретное стремление к иномирянину, угадывающееся в каждом жесте Кантаны.

Правда лежала на поверхности и была куда ближе напускных аргументов. Только Анацеа упорно гнала очевидное прочь. Хоть горькая истина и не приходилась ей по вкусу, догадки вновь и вновь отдавались ударами гонга в висках. Кантана не желала мириться с положением непосвящённой. Не хотела жить в смирении и робости. Путь, определённый Покровителями, её не устраивал.

Несносная девчонка!

Ладонь рассекла напряжённую пелену морозного воздуха, как птица, идущая на взлёт, и остановилась, встретив препятствие. Анацеа беспомощно оскалилась. Разрушительный порыв откатил, растаяв мурашками на спине. Неразумное дитя! И имеет же ещё совесть перехватывать удар в десяти сантиметрах от затылка! Видно, совсем утонула в любовных делах и забыла о приличиях!

Но Кантана по-прежнему стояла, покорно опустив взгляд в землю, хотя, Анацеа чувствовала нутром, какой ценой даётся ей смиренная поза. К удивлению, её руку держал Нери. Казавшийся робким мальчишка сжигал лицо Анацеа укоризненным взглядом.

– Не надо этого делать, – произнёс он умоляюще, но твёрдо. – Прошу Вас, госпожа Бессамори.

– Будешь указывать мне, Нери? – Анацеа почувствовала, что кровь снова закипает. Каждое возражение принималось разумом в штыки. – Мальчик, не противоречь старшим. Мы разберёмся сами.

– Никому не станет лучше от того, что Вы ударите Кантану, – Нери разжал ладонь, отпуская запястье, – и Вам тоже не станет, поверьте. Всё уже произошло, и винить некого. Поздно махать кулаками.

Что-то в лице Нери заставило Анацеа остыть и отступить. Она оглядела беглецов, сгрудившихся у старой повозки. До чего же жалок каждый из этих ребят по отдельности. До чего же сильны они вместе.

Вместе с равновесием приходило и что-то ещё. Чувство вины. Не за то, что осмелилась замахнуться на родную дочь, а за то, что слишком многое упускала все эти годы.

– Пойдём домой, Кантана, – выдохнула она, не желая продолжать дискуссию.

Кантана помотала головой.

– Чтобы ты отдала меня под трибунал?

– Кантана, я хочу, чтобы ты поняла, насколько серьёзна твоя ошибка, – Анацеа понимала, что полностью потеряла контроль над Кантаной: ни толики страха не сквозило в её мимике. – Надеюсь, ты достаточно разумна, чтобы понять: ты заслуживаешь самого строгого наказания.

– Я не хочу, чтобы меня калечили за то, кем я являюсь, – прошептала Кантана. Порыв ночного ветра размазал шёпот по земле, превратив в сдавленные отзвуки. – Покровители определили мне этот дар, им и решать, возносить меня или наказывать. Никак не людям. И не тебе, мама. Ты не сломишь меня больше и не запугаешь.

– Я указывала тебе цели лишь потому, что у тебя нет ориентиров, – вымолвила Анацеа, глотая иней.

– Но твоя дорога чужда мне, – Кантана склонила голову, – и впредь я прошу не выбирать за меня. Исполни моё последнее желание, мама. Если ты меня любишь, позволь мне самой определить, где и с кем я хочу быть.

Чувство вины сдавило горло, как ладони чужих рук. Знала ли Анацеа, что у Кантаны есть собственное мнение? Её младшая вечно металась, как маятник, из угла в угол, не находя себе пристанища. Именно поэтому Анацеа считала необходимым вести её по правильной линии. Что ж, может, нерешительность Кантаны сыграет сегодня в её пользу?

– Выбирай, – произнесла Анацеа обветренными губами, чувствуя, как сердце морщится засохшим бутоном. – Я обещаю, что приму твой выбор.

«Если он будет правильным», – добавил внутренний голос. Анацеа вздохнула, выпустив изо рта облачко пара: только что она обманула дочь. Но то была ложь во спасение. Никогда, ни при каких обстоятельствах она не сможет смириться, если Кантана выберет полёт в пропасть.

Кантана молчала, чуть приоткрыв губы. Лунный свет опалял её волосы. Нарочитая настороженность сквозила в каждом взгляде и жесте. Анацеа догадывалась, что она чувствует подвох, которого нет. Оно и лучше: возможно, неуверенность подтолкнёт её на правильный путь.

Чужеземец за спиной Кантаны выжидающе затаился. Уверенное выражение его лица подсказывало, что он поймёт любое её решение. Хотя, собственно, кто он такой, чтобы быть заинтересованным? Вместе им уж точно не быть: особенно после того, как правда раскроется!

Анацеа оглядела поле боя. Миа смело вышла из-за двери кареты. Вокруг глаз её разливалась краснота: плакала, неженка. Азаэль стоял рядом с нею, робко поддерживая под локоть. Ещё один хороший кандидат на ссылку.

– Ну так, – Анацеа склонила голову, – ты выбрала? Может, дать подсказку?

– Я выбрала, – выдохнула Кантана. – Мама, прошу…

Фразу разорвал чавкающий звук шагов. Кто-то на огромной скорость нёсся через поле, бороздя сапогами густую грязь.

– Я готова! – чёрный силуэт подскочил на место возницы.

Этот голос. Он был знаком до боли. Однако не время утруждать себя догадками: главное сейчас – не позволить Кантане натворить глупостей. А то ведь очернит собственное имя перед Покровителями, а потом покается. Знавали таких!

– Ну так что? – Анацеа с интересом наблюдала, как Азаэль помогает Мии вскарабкаться в повозку. – Самое время выбрать.