Через полгода после того, как эпидемия покинула город, Беллменская фабрика продолжала исправно работать уже без участия ее владельца.

Когда вечером особняк затихал, гасли все свечи, а ступеньки и половицы переставали скрипеть под ногами домочадцев, Дора принимала сидячее положение в постели и размещала вокруг себя подушки, как безмолвных собеседников. Дневная возня завершилась. Мэри и ее мама спали. Наконец-то никто не лез к ней с градусником, не справлялся об аппетите, не донимал взвешиваниями, обмерами и прочими проверками. Только сейчас она могла свободно предаться воспоминаниям.

Устремив взгляд в глубину темной комнаты, она воскрешала в памяти прежние дни: на фоне тьмы возникали краски, звуки и движения – сцены из ее навсегда утраченной жизни. И с каждым разом эти сцены становились все более яркими и живыми. Уход от настоящего и воссоединение с прошлым давались ей легко, без всяких усилий.

Она всегда начинала с одного и того же эпизода: вечер четверга, папа приносит с работы красные фетровые мешки, а ее братья оглашают дом веселыми криками. Она видит и слышит, как деньги со звоном сыплются в чашу, она ощущает тяжесть объемистой бутыли, чувствует запах уксуса, льющегося на монеты. И этот запах останется на руках Фила всю ночь, сколько бы он ни тер их мылом перед отходом ко сну.

За этим могло последовать любое из множества других событий – очень свежо и отчетливо, как в те дни, когда они происходили. Перескакивая со дня на день, с эпизода на эпизод, прошлая жизнь возникала перед ней как наяву, будто она проживала ее заново. Дора видела выражения лиц, встречала любящий мамин взгляд, развлекала своих братьев, вдыхала кисловато-сладкий запах своей маленькой сестренки. Ее ночи воспоминаний были наполнены живой энергией, и пролетали они незаметно. А дни ее были долгими и утомительно скучными.

Когда сквозь шторы просачивался первый утренний свет, она прекращала грезить, перекладывала подушки в изголовье кровати, ложилась и закрывала глаза. Недолгое время спустя появлялась Мэри с чаем на подносе и, склонив голову набок, пытливо вглядывалась в ее лицо.

– Мм-да, – говорила она, не впечатленная увиденным. – Ты не кажешься мне хорошо отдохнувшей.

– Подними шторы, пожалуйста, – просила Дора. – Скоро уже прилетят грачи.

Грачи на редкость неприхотливы в еде. Они могут питаться насекомыми, ракообразными, животными покрупнее (чаще в виде падали), желудями, фруктами, яйцами. Если уж говорить о предпочтениях, то больше всего они любят дождевых червей и сочные белые личинки комаров-долгоножек. А вообще грач поедает почти все, что ему удается найти или украсть.

Бедняжка-лазоревка так быстро теряет тепло, что должна практически все время бодрствования посвящать поискам пищи. То же самое кайра, чьи крылья непропорционально малы по сравнению с телом, и ей приходится подолгу кормиться в море, чтобы накопить достаточно энергии для полета. В отличие от них, грач, как существо высшего порядка, затрачивает на пропитание лишь пару часов в сутки, а остальное время волен заниматься чем хочет.

И чем же грач занимается в свое свободное время?

1. Травит байки и сплетничает.

2. Создает простые и удобные инструменты – как правило, одноразового пользования.

3. Осваивает чужие языки – грач способен имитировать человеческий голос, скрип лебедки или звон разбитого стекла; а если ему вздумается пошутить, он может подозвать к себе вашу собаку, в точности скопировав ваш свист.

4. Читает стихи и философствует.

5. Штудирует историю грачиного племени.

6. Рассуждает о геологических процессах – геологию грач знает куда лучше нас с вами, но, поскольку эти знания дошли до него через многие поколения предков, он относится к ним скорее как к семейным преданиям.

7. Прибегает к мифологическим ассоциациям, магии и колдовству – по этой части он большой дока.

8. Участвует во всевозможных ритуалах (его любимое занятие).

По сути дела, именно обладание ключом к мировой кормушке снабдило грача досугом, чтобы спокойно размышлять, а также цепкой памятью, чтобы хранить знания, и мудростью – чтобы смеяться над всем и вся.

По-латыни грач именуется corvus frugilegus, что означает «собиратель пищи», – из-за его умения быстро и эффективно удовлетворять свои пищевые потребности.

В большом доме на изрядном удалении от Оксфорда мистер Кричлоу, состоятельный торговец галантереей, уселся в кресло с высокой спинкой перед растопленным камином и вскрыл конверт специальным серебряным ножичком. Не будучи с юных лет приобщен к удобным креслам у камина и серебряным ножичкам для вскрытия писем, он получал от того и другого удовольствие несравнимо большее, нежели какой-нибудь высокородный граф или принц.

Автор письма – Уильям Беллмен – был известен ему лишь понаслышке. Само послание было довольно кратким: вежливое обращение – и сразу к делу. Это вполне соответствовало тому, что он слышал о Беллмене. Человек энергичный и напористый, тот всегда бил прямо в цель и не тратил время попусту.

– Что ты знаешь об Уильяме Беллмене? – обратился мистер Кричлоу к своей супруге.

– О фабриканте из Уиттингфорда? – Она задумчиво склонила голову набок. – Кажется, у него умер ребенок от этой ужасной лихорадки. Или то была его жена? А что ему от тебя нужно?

– Деньги.

– А своих у него разве не навалом? И потом, мы с ним даже не знакомы.

– Если человек предпочитает заниматься делом вместо поездок по гостям и пустой болтовни на вечеринках, это еще не повод отказывать ему в кредите. Как раз наоборот.

Кричлоу был заинтригован. Он написал ответ, пригласив Беллмена к себе.

Сутки спустя, перед тем же самым камином, Уильям изложил галантерейщику свой план, включая предварительные расчеты затрат (строительство, материалы, оплата рабочей силы, складирование), сроки, ассортимент, предполагаемый спрос и систему снабжения.

– Я вижу, у вас все продумано, – сказал Кричлоу. – А как насчет прибыли?

Беллмен передал ему бумагу с соответствующей таблицей.

– Это за первые три года.

На самом деле Беллмен ожидал более высокую доходность, чем значилось в проекте, и полагал эти ожидания вполне обоснованными. Однако он был достаточно искушен в таких делах, понимая, что осторожного инвестора скорее отпугнет, чем привлечет обещание чрезвычайно высоких прибылей. Лучше предложить что-то весьма заманчивое, но не экстраординарное. Поэтому он скорректировал цифры в меньшую сторону.

Кричлоу придвинул к себе листок, взглянул на цифры и быстро поднял глаза на Беллмена:

– Вы в этом уверены?

– Трезвомыслящий бизнесмен ни в чем не может быть уверен полностью. Любой подсчет будущих прибылей – это не более чем догадка. Скромный подсчет – это скромная догадка. Но смерть – надежный поставщик, который никогда не подведет.