Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда же наступили времена сяского Цзе, то воцарился мрак и не стало света, дао рассеялось и уже не совершенствовалось. Отбросили как ненужное милости и наказания Пяти предков, оттолкнули от себя законы и установления Трех царей[689], и оттого совершенное благо погибло и уже не поднялось, дао предков закрылось и уже не возродилось. Принялись за дела, враждебные лазурному небу, отдавали приказы, противные четырем временам года. Весна и осень прибрали свою гармонию, небо и земля отняли свое благо. Добродетельные государи не чувствовали себя спокойно на своих тронах, сановники прятали истину и молчали. Придворные чины ориентировались на волю высших и утаивали должное. Люди отдалились от родных по крови и преисполнились самодовольством. Неправедные люди собирались по двое-трое, сколачивали группы и строили тайные планы. Господин и слуга, отец и сын соперничали друг с другом за горделивое главенство и поступали каждый по своему усмотрению. Мутили людей, чтобы добиться успеха в своем предприятии. И тогда между господином и слугой встало лукавство и появилось отчуждение. Родные по крови отдалились друг от друга и уже не могли сблизиться. Посевы у алтаря земли высохли, жертвенный алтарь растрескался. Дворец церемоний дрогнул и обрушился. Собаки стаями, рыча, бросались в пучину, свиньи, неся в зубах свои подстилки, устремлялись к воде[690]. Красавицы спутывали волосы, клеймили лица и не заботились о красоте. Певицы глотали уголь, забивая все внутри, и уже не пели. На похоронах не изливались в горе, на охотах не слышно было веселья. Бабка Запада Сиванму[691] сломала свои головные украшения, дух Желтого предка громко застонал, пернатым рубили крылья, зверям ломали ноги. На горах не стало деревьев, на болотах — заводей. Лисы ложились головой по направлению к холму[692], где их нора, кони и быки паслись без присмотра, на полях не высились посевы, на дорогах не росла осока. Копили золото, пренебрегая честностью, брали нефрит, не считаясь с мерой. Бесконечно запрашивали черепаху, гадали на тысячелистнике, но не получали ответа.
В закатные времена семь царств[693] разделились на семь родов, чжухоу стали устанавливать каждый свои законы, каждый стоял за свои обычаи. Разделились на сторонников цзун и хэн[694], подняли войска и вступили в противоборство. Штурмовали стены, без удержу убивали. Покоряли высокое, угрожали спокойному. Разрывали могильные курганы, выкапывали человеческие кости. Делали осадные орудия все большими, наваливали холмы из трупов все выше. Расчищали дороги для битв, исправляли пути для смерти, нападали на суровых врагов, казнили нарушивших «долг». Из сотни возвращался один, покрытый громкой славой.
Сильные телом, легкие на ногу становились латниками. Скорбь и тоска теснили их грудь при воспоминании о тех, кто дома за тысячи ли отсюда остался старый и слабый. Прислуга и конюхи толкали телеги, подвозили провиант. Дороги и пути далеко простерлись, снег и иней порошили людей, короткие куртки не закрывали их тел. Повозки еле тащились, люди ослабли, вязли по колено в грязи, шли, поддерживая друг друга, высоко вскинув голову, и умирали, повиснув на поперечине телеги, которую тащили. На так называемых ничейных землях ничком лежали сотни тысяч трупов, разбитые телеги валялись десятками тысяч. Повсюду на дорогах раненные стрелой, копьем, пращой. Люди дошли до того, что спали на человеческих головах, ели человеческое мясо, жали сок из человеческой печени, пили человеческую кровь, лакомились кормом для скота. И так, начиная с Трех династий[695], никто в Поднебесной не мог покоить свою природу, жить своими обычаями, сохранять свое долголетие, и потому умирали преждевременно от людской жестокости. В чем же причина этого? Чжухоу осуществляли карательные походы, а Поднебесная не могла объединиться в одну семью.
Когда же настало наше время, то Сын Неба занял верховное место. Держась дао и дэ, опираясь на милосердие и справедливость, он заставил ближних нести ему свою мудрость, а дальних — хранить свою добродетель. Гости со всего пространства меж четырех морей, кто по доброй воле, кто подчиняясь распоряжениям, покорились ему. Весной, осенью, зимой и летом — все они несли свою дань. Поднебесная объединилась и сплотилась. Сыновья и внуки сменяли друг друга. Так Пять предков открывали путь небесному Благу.
Мудрецы не могут сами вызывать время, но, когда оно наступает, они не упускают его. Выдвигают способных помощников, изгоняют клеветников и льстецов, устраняют искусных краснобаев, отбрасывают жестокие законы; оставляют все суетные дела, щитом закрываются от слухов, запирают двери для всяких групп и партий, устраняют умствования и хитросплетения; чтят Великое постоянное[696], отказываются от ощущений четырех конечностей, отступаются от знания глаз и ушей. Сливаются с хаотическим мраком, освобождают мысль, дают свободу духу, тихие, словно нет у них ни земной, ни небесной души, побуждают всю тьму вещей возвратиться к своему корню и этим оживить следы рода Фуси и вернуть дао Пяти предков.
Ведь Цянь Це и Да Бин[697] не пользовались уздой и поводьями, а прославлены в Поднебесной как прекрасные возничие. Фуси и Нюйва не вводили законов и установлений, а остались в грядущих поколениях благодаря высшей добродетели. Отчего это так? Оттого, что они обладали совершенной пустотой и небытием, чистотой и единством и не вгрызались в суетные дела.
В преданиях Чжоу[698] говорится: «Если и не достиг мирного правления, то хоть старайся подражать ему». А ныне делами правления ведают Шэнь [Бухай], Хань [Фэйцзы], Шан Ян[699]. Они вырвали корни, выдернули корневище, но так и не постигли истока рождения. Отчего же так? Калечили, применяя пять наказаний[700], губили и резали, повернулись спиной к дао и дэ и стали бороться из-за грошовой выгоды. Казнили народ (бай син) все равно что траву косили, погубили больше половины и довольные, считали, что они управляют. Это все равно что, спасая от огня, подносить хворост, рыть канал и спускать из него воду. Живая катальпа, которой обсадили колодец так, что и кувшин не лезет, живые ветки, которыми обсадили канал так, что и лодка не поместится, не пройдет и трех лун как завянут. Отчего? Потому что выросли они одним порывом и нет у них прочных корней. Река девять раз изгибается, но