В этой странной книжке есть несколько штрихов к портрету нашего героя. Приведу отрывок, который как раз посвящен противостоянию «либералов» и «почвенников». Вот как Р. И. Косолапов вспоминает о тех событиях, которые развернулись после публикации статьи Яковлева в «Литгазете»:

Главный редактор «Октября» сразу поднялся на борьбу с Яковлевым и его окружением, хотя мог промолчать, и не только сумел объединить в этом процессе представителей различных творческих союзов, но и направить их деятельность в нужном позитивном направлении. Известные в стране литераторы, художники, архитекторы, композиторы и другие крупные работники культуры начали писать письма в ЦК КПСС с требованием отстранить Яковлева от его работы. В итоге произошло то, что казалось всем совершенно невозможным, — данного деятеля сняли с должности и отправили послом в Канаду, даже член Политбюро Суслов не смог его отстоять. Но и для Кочетова эта борьба не прошла бесследно. Сторонники Яковлева развернули против него враждебную кампанию, стали писать надуманные доносы, дискредитировать в печати, и в 1973 г. сердце писателя не выдержало… «Октябрь» после его смерти начал все больше сдавать прежние позиции, и сейчас уже никто не вспоминает об этом журнале.

После того как Яковлева вернули в Москву и избрали в члены Политбюро, он рассадил своих ставленников в средствах массовой информации, которые начали поливать грязью неугодных ему общественных деятелей, и в том числе особенно рьяно обрушились на покойного Кочетова. Но, как сказал Александр Невский: «Не в силе Бог, а в правде». К сожалению, второго Кочетова во время перестройки не нашлось[83].

«Все действительно было так, как написано здесь?» — спрашивает у Косолапова Луиза Гагут.

— Да, так и было, — подтверждает Р. И.

— Довольно странно, что Александр Яковлев, будучи идеологическим работником аппарата ЦК КПСС, опубликовал статью в «Литературной газете». Ведь фактически в то время это была оппозиционная газета, которую читали на кухнях все так называемые «шестидесятники» и диссиденты. Неужели уже тогда готовилось то, что произошло при Горбачеве, когда на Сталина обрушились потоки грязи? Расскажите, как это происходило в 70-х? — попросила я.

— Я тогда уже два года работал с Яковлевым в Отделе пропаганды и агитации ЦК КПСС. Как раз в это время в результате каких-то интриг ему удалось добиться, чтобы сняли заведующего этим отделом Степакова. Его даже не просто сняли, а загнали послом в Китай, а с Китаем в то время были очень плохие отношения. Впоследствии, правда, он добился перевода в Югославию. Яковлев надеялся, что его назначат на его место, но, как он ни старался, его не назначали, и он продолжал оставаться замом.

— Вы тоже были заместителем?

— Да, но он был два года и. о. — исполняющим обязанности заведующего отделом, а я просто замом. Де-юре я был как бы у него в подчинении, но фактически работал самостоятельно.

— Какие у вас с ним были отношения?

— Довольно прохладные. В 1970 году у нас с ним произошла довольно забавная сценка. Когда меня назначили в Отдел, я взял к себе секретарем свою знакомую с кафедры философии МГУ, с которой раньше работал. Надо сказать, что в ЦК все секретарши, как на подбор, были невзрачные старушенции, а это была девушка очень видная — молодая, высокая, дородная и, конечно, очень привлекательная. Все сразу стали вокруг нее увиваться.

— А вы сами не пытались за ней ухаживать? — спросила я.

— Нет, у меня не было к ней никаких притязаний, у меня тогда уже была семья, Лариса. Да и разница в возрасте у нас с ней была очень приличная — 17 лет. В конце 80-х я ее как-то встретил. Она защитила диссертацию, работала на одной из кафедр МГУ. Но тогда она была еще совсем молоденькая девушка. И вот однажды я вызвал ее в кабинет и, пока беседовал, предложил ей сесть. А в это время вошел Яковлев, как-то дико взглянул на меня и сразу же вышел. Мы с Наташей договорили, и она вышла из кабинета. Через некоторое время мне позвонил наш второй зам и сказал: «Слушай, что это Яковлев мне говорит, что он зашел к тебе, а секретарша у тебя в кабинете сидит?» Я ему ответил: «А что, она должна стоять передо мной? Что здесь такого, если я предложил ей сесть? Ведь она женщина. И вообще, если вы с Яковлевым такой чепухой занимаетесь, судя по всему, вам просто нечего делать!» Тот передал наш разговор Яковлеву, и с тех пор он приклеил мне кличку «самовол».

— Надо же, какой Яковлев моралист, оказывается, — удивилась я. — А может быть, это он на почве ревности, и он сам положил глаз на вашу секретаршу?

— Положил, — уверенно сказал Р. И. — Яковлев, кстати, довольно ловкий ловелас. У него был роман на стороне и даже внебрачный сын. Но в данном случае, наверное, примешивалось и то, что он подозревал, что меня пригласили на работу с последующей перспективой назначить на должность заведующего отделом, на которую он тогда претендовал. Ведь он продолжал ходить в замах. Мне кажется, он и эту статью в «Литературной газете» затеял, чтобы как-то зарекомендовать себя и ускорить решение своего кадрового вопроса, но получил обратный эффект. Письмо вызвало большое недовольство общественности, и его отправили послом в Канаду.

— Но ведь не в Китай и не в какую-нибудь африканскую страну, — заметила я. — Все-таки Канада — вполне цивилизованная страна, и многие карьерные дипломаты с удовольствием приняли бы такое назначение.

— Да, наверное, это было скорее не понижение, а перемещение по должности. Весной, кажется в апреле 1973 года, второй зам зашел ко мне и сказал, что Яковлев уже собирает вещи: если хочешь, зайди попрощайся. У меня отношения с Александром Николаевичем были довольно напряженные, но мы не ссорились. Я сидел на третьем этаже, а он на пятом. Я поднялся к нему, сейф был открыт, он разбирал бумаги, что-то рвал, что-то откладывал. Он поблагодарил, что я зашел к нему, и сказал дословно следующее: «У меня такое чувство, будто я сбросил с плеч мешок со змеями. Я больше никогда не буду работать в пропаганде!»

— Поразительно! Так и заявил? — удивилась я. — Тем не менее он все-таки вернулся в пропаганду, причем сыграл в ней такую зловещую роль! И вы больше не встречались с ним?

— Встречался, — после некоторой паузы сдержанно ответил Р. И. — Через семь лет, в январе 1980 года, я увидел его в Канаде. Я приехал, уж не помню, то