О своей жизни при дворе и встречах с царской четой светлейший князь Дадиани рассказывал братьям. В свою очередь, от их потомков, живших в Тбилиси, детали придворной жизни дошли и до нас…

Итак, князь Дадиани был оставлен во дворце и до последнего дня служил императорской фамилии. Он всюду сопровождал государя. А за Высочайшим столом у него было свое место. Однажды граф Витгенштейн вновь предложил Уче пари — перепрыгнуть через царский стол. На кон граф поставил 12 бутылок шампанского. «Давай 24 бутылки и хор цыган», — ответил Уча и с этим словами перепрыгнул через стол.

Аккурат в момент прыжка в обеденную залу вошла царская семья. «Что здесь происходит?» — недоуменно спросила императрица. — «А вот что», — произнес Уча и еще раз перепрыгнул через стол.

Реакция царя была неожиданной — он засмеялся: «Ловко ты, Уча, ловко». Поняв, что наказания не последует, Дадиани обратился к государю с просьбой: «Пожалуйста, Ваше Величество, дайте деньги бедному графу Витгентшейну, который в очередной раз мне проиграл, чтобы он смог купить шампанское и пригласить цыган». Николай Второй подал знак, и шампанское было доставлено прямо к Высочайшему обеду. А развлекал гостей приглашенный хор цыган…

Любовь к пари князь Дадиани сочетал с такой же страстью к карточной игре. Однажды он сильно проигрался, оставил в залог свои эполеты и в таком виде явился к императору.

— Что случилось? — удивился тот.

— Я проигрался и в залог оставил эполеты.

— И ты посмел явиться ко мне?

— А к кому же еще, Ваше Величество? У матери копейки не допросишься.

— Не смей так говорить про мать, — строго заметил Николай Второй. — Я заплачу, раз ты так проигрался.

— А вот сейчас я, наоборот, выиграл, — ответил князь. — Я заключил пари, что посмею прийти к вам со своей проблемой.

— Какой ты несносный, Уча, — в который раз улыбнулся император.

Впрочем, однажды находчивость и бесстрашие Учи перед монархом сыграла на руку самому императору и, ни много ни мало, помогла не уронить честь державы. Писатель Чабуа Амиреджиби, вспоминал, как после аудиенции, которой Николай Второй удостоил иностранных послов, был устроен карточный турнир.

За одним столом с российским государем сидели послы Англии, Франции и Германии. Во время одной из партий фортуна отвернулась от самодержца. Рассчитываясь с партнерами, в пылу азарта Николай Второй уронил на пол один золотой. Чтобы поднять десятирублевую монету, император наклонился.

О том, что он поступил неправильно, государь понял по внезапно наступившей тишине. Игроки с недоумением и иронией смотрели на правителя громадной империи, собиравшегося искать на полу десять рублей.

Ситуацию спас светлейший князь Уча. Он подошел к столу Николая, взял с него «петровку» — самую крупную купюру в 500 рублей, поджег ее от свечей, стоявших на столе, и, наклонившись, отыскал золотой. Передавая его императору, князь произнес: «Государь, половина денег — моя. Это будет для меня самым дорогим подарком в жизни».

Николай Второй, наблюдавший за действиями своего адъютанта и усмехаясь в усы, приказал разменять монету и передал пять рублей Уче. Тот, бросив в пепельницу обгоревшую пятисотрублевую купюру, поцеловал подарок царя.

Инцидент был исчерпан. Но при этом вовсе не предан забвению — о щедрости монарха к своему офицеру вновь принялся судачить Петербург.

Особенно старалось окружение Григория Распутина, не одобрявшего подобной расточительности государя. Еще бы — ведь сама императрица, перед тем как отдать на благотворительность платья своих дочерей, спарывала с них дорогие перламутровые пуговицы.

Личный секретарь Распутина вспоминал, что широкие жесты Николая Второго находили более широкий отклик в сердцах его подданных. Тогда как поведение Александры Федоровны всеми воспринималось исключительно, как скупость. Даже вдовствующая императрица с иронией выражала надежду, что ее невестка не сильно поранила руки, лишая одеяния великих княжон дорогих деталей…

Положение Михаила Андроникова в окружении «старца» оставалось устойчивым вплоть до 1916 года, последнего в жизни Распутина.

При этом недоброжелатели у него, конечно же, были. Секретарь «старца», видевший в Андроникове сильного конкурента, оставил достаточно нелицеприятные для последнего воспоминания: «До войны Андроников был большим бабником, но во время войны стал гомосексуалистом. Поэтому никто не удивлялся тому, что на его квартире всегда вращалось много молодых людей. Странно было только то, что большинство молодых людей были офицеры. Он снабжал их деньгами и вообще принимал их очень радушно. Стол у него всегда был накрыт. Молодые офицеры посещали его очень охотно и выбалтывали доверенные им военные тайны».

Тесное общение с Распутным и частые визиты «старца» к Андроникову раздражали и графиню Толстую, владелицу дома на Фонтанке, в котором жил князь. В 1916 году графиня через суд добилась выселения Михаила Андроникова из ее дома.

Пристально следил за Андрониковым и министр юстиции Керенский. Буквально через пару недель после отречения Николая Второго глава Временного правительства распорядился арестовать князя.

В Петропавловской крепости тот оказался вместе с Анной Вырубовой. Царской подруге была устроена унизительная гинекологическая экспертиза, развеявшая слухи об интимной близости женщины с Распутиным. Наперсница императрицы оказалась… девственницей.

В 1917 году была создана Чрезвычайная Комиссия по расследованию злоупотреблений царских сановников. Особый интерес следователей вызывала деятельность князя Андроникова.

Следователь Владимир Руднев, допрашивавший арестованного, заносил в протокол: «Система, принятая князем Андрониковым, занимавшим скромный пост чиновника особых поручений Святейшего Синода, для проведения своих ходатайств была очень проста. Согласно его признанию, получая сведения о назначении совершенно неизвестного ему лица на должность хотя бы директора департамента в каком-нибудь министерстве, он посылал этому лицу поздравительное письмо, трафаретно его начиная: „Наконец-то воссияло солнце над Россией и высокий ответственный пост отныне вверен Вашему Превосходительству“, после чего следовал ряд самых лестных эпитетов, украшавших это лицо талантами добродетели и пр., а иногда к такому письму прилагался князем Андрониковым и образок Его Благословления».

* * *

Сам Андроников, к сожалению, не оставил после себя никаких воспоминаний, за исключением переписки, которая хранится в историческом архиве Санкт-Петербурга. Но у него был (и при этом весьма титулованный) биограф. Им оказался… начальник секретной охраны царя генерал Александр Спиридович, уделивший личности князя немало места в своих мемуарах.

Спиридович и Андроников были соседями в Петербурге — оба жили в 54 доме на улице Фонтанка, в тот самом доме графини Толстой.

Зная о влиятельности своего соседа, Андроников всячески пытался завоевать его расположение и дружбу — посылал различные журналы, наносил визиты. Финальной точкой стала отправленная генералу икона — ну как же обойтись без этого отработанного и опробованного на самой Императрице Всея Руси хода. А затем, как водится, последовало приглашение в гости.