Речь шла о бронзах из Риаче. Римский фармацевт Стефано Мариоттини занимался подводной рыбалкой и наткнулся на торчавшую из дна металлическую руку.

Потянув за руку, постепенно выкопал из песка одного бронзового красавца, затем другого. Мужики были без сопроводительного письма, двухметровы, полы внутри и составлены из отдельно отлитых частей.

Историки склонились к тому, что их изготовили в районе 460—430 годов до н. э. А вот куда именно везли на затонувшем корабле или где именно держали на опустившейся под воду Атлантиде, так и осталось тайной. Никто также не определил, приносят ли они счастье всем, кто их увидел, но городу они принесли сотни тысяч туристов.

Ольга читала, что ничего похожего на воинов из Риаче по масштабу и художественной ценности с древнегреческих времен не сохранилось, потому что всю бронзу отправляли в переплавку на оружие. А эти мужики уцелели, веками отсиживаясь в море, и вызывали странное чувство.

Даже Андрей Николаев снял перед ними бейсболку и потер красный нос, словно в нем защипало… В их бронзовой коже отражались бронзовые от итальянского солнца лица участников сборища, странным образом посвященного воде. Скульптуры и фестивальцы стояли напротив друг друга, как отчетливые продукты своего времени.

Ольга подумала, что будь Посейдон в силе, он на века закопал бы в песок фестивальную межпуху вместе с ее фирменными пакетами, чтобы вода вымыла из них всю гадость на клеточном уровне. И чтобы потом они вышли из моря возрожденными, как герой «Конька-Горбунка» из кипящего молока.

– Ниче мужики, – оценила Вета за ее спиной, – члены только малипусенькие… Куда таким здоровым мужикам с такими малипусенькими членами?

Ольга рассмеялась. Вета была дитя. Взрослое дитя с мозгами в ногах, как у большинства танцоров. Шарящее по пространству с охотничьим остервенением потому, что почти сороковник, пора размножаться, а не от кого. И не потому, что нет женихов, а потому, что слишком завышена собственная цена на брачной ярмарке.

Правда, итальянец-то может этого не понять и сдуру женится. Вета потому и потратила на поездку две с половиной тысячи евро. Однако единственными местными мужиками, которые от нее не убегали, оказались бронзовые.

– Товарищи, товарищи, встреча с прекрасным подходит к концу! Подъехал автобус! В ресторане уже накрыт обед! – объявила Лиза Золотова.

Музейный администратор стоял в зале, выхода не было, Ольга щелкнула затвором прямо при нем. Он подбежал с запретительным текстом, но уже так устал от русской делегации, что начал его словами:

– Во Франции и Германии вас бы оштрафовали за фотосъемку!

– Во Франции и Германии работала бы камера хранения! И мы бы не шастали по музею с баулами, как цыганский табор! – дружно ответила ему толпа на прощание.

Автобус привез в симпатичный ресторан, в котором все никак не несли ничего, кроме вина и хлеба. Фестивальцы уже съели почти весь хлеб, когда подали тонкие листы копченой грудинки с дыней.

– Я хочу супа! А это второе или третье? – возмутился Шиковский.

– Скажи спасибо, что тебе не подали салат из ветчины с арбузом, вот где полный атас! – ответил Квирикян. – У них это тоже практикуется.

Официантка оказалась русскоговорящей красавицей. Слово за слово, выяснилось, что зовут ее Тая, что из Воронежа. Приехала учиться, влюбилась, вышла замуж, растит сына. Преподает в школе, но летом вынуждена подрабатывать официанткой.

Муж – карабинер. Выплачивают кредит за жилье и две машины. Здесь, на юге, одни живут на пособие, другие пасут коз, третьи – обслуживают туристов. Литр бензина стоит 1,55 евро, а пачка хороших макарон – 8 евро. Люди первую половину жизни, когда всего хочется, пашут и выплачивают ипотеку. А вторую, когда уже ничего не хочется, лечатся и путешествуют.

Если бы не итальянский характер, забастовки были бы на каждом шагу, а не только у мусорщиков. Денег на билет в Россию у семьи нет. Но вот вроде правительство пообещало увеличить карабинерам зарплату.

Ну и все это, как полагается, едва сдерживая слезы от присутствия русских рядом. Тае начали наперебой рассказывать, каким красивым стал Воронеж за те двенадцать лет, что она живет здесь. И что набережная там тоже изумительная, хотя пальмы не растут, но террасы точно такие же, как в Италии.

Она принесла лист бумаги и взяла автографы у Печориной, Шиковского и Андрея Николаева. Сказала, что пошлет их маме в Воронеж на день рождения.

Наташа склонилась над Ольгиным ухом:

– Видишь эту девочку? Моя Дашка в молодости была копией. Смотри, этот чудный профиль, эти глаза!

– Ты хочешь сказать, что девочка со временем может превратиться в Дашу? – ужаснулась Ольга.

– Откуда я знаю? Дашка ведь, когда эмигрировала, тоже не была броневиком… Это наросло по ходу дела. А сейчас вернулась, а все ее поезда ушли! – вздохнула Наташа. – Ты еще не знаешь, как она кинула риелторшу с покупкой нового дома.

– Как?

– Нашла дом через знакомую риелторшу, все тянула, не подписывала с ней договор, потом обманом вышла на владельцев, скостила пятьсот тысяч евро. В риелторской конторе начались разборки, решили, что риелторша просто присвоила деньги, прислали к ней ребят с пистолетом, она вызвала милицию. Короче, кончилось стрельбой, и риелторша потеряла работу. – Наташа весь рассказ ела хлеб и все время стряхивала крошки с нежно-бирюзовой, не по возрасту открытой кофточки.

– Так она просто кинула риелторшу? – изумилась Ольга.

– Именно!

– Какая гадость!

– Она сказала: подумаешь, нашла дом! Это столько не стоит! Представляешь, какая сука? Теперь вот везде садится и напоказ молится!

Уже были съедены ризотто, спагетти, мясо и фрукты, но никак не несли заказанный чай. А заказавшим кофе подали его из бара в маленьких одноразовых чашечках. Чаевники возмущенным хором скандировали:

– Теа неро кальде! Теа неро кальде!

– А я вам говорил, – напомнил Шиковский. – Если итальянец говорит «скоро», это значит – не скоро. Если он говорит «завтра», это значит – через год. Если он обещает как-нибудь потом, это означает – никогда! У них нет чувства времени. Они так давно живут на земле, что чувство времени им не нужно!

Тая подошла и призналась:

– Вы извините, здесь столько чайных чашек нет. Послали в соседние рестораны. Здесь же чай не пьют!

– Это дискриминация русских! Вы совершенно не думаете о бизнесе! – кокетничал с ней Андрей Николаев.

– Я им давно об этом говорю, но русских тут мало. Русские или на севере, или на Сицилии, – объясняла Тая с фанатским придыханием. – Но вы, кстати, на русского не очень похожи. Вам бы лупару в руки, вас бы можно было снимать в кино в качестве крестного отца.

– А что такое лупара?

– Ну, это как наша двустволка, только покороче. Раньше все мафиози с ними ходили…