чужими. Из-за камня, мотавшего зеленой бородой водорослей, серой тенью стрельнул пескарик, подплыл к ступне и, брусковатый, пестрый, начал щекотать тупым лобиком пальцы. Коля дрыгнул ногой, засмеялся, подпрыгнув, перекинулся телом через борт. Сжал круглую рукоять весла и стал неторопливо выгребать на середину реки, на быстрину.

Течение подхватило и понесло лодку. Коля управлял ею, не вынимая весла из воды. Мимо проплывали места прежних рыбалок. Коля скользил по ним равнодушным взглядом.

Миновав песчаную косу, он очутился там, где еще не рыбачил ни разу: в тихой полукруглой заводи, поросшей по краям тростниками. Он въехал в густой тростник и заякорился, опустив за борт привязанный к веревке камень. Наступали волнующие минуты, но Коля знал, что нельзя поддаваться волнению: рыба не любит суетливых. Медленно размотал лесу, придирчиво осмотрел гусиные поплавки, провел по ногтю большого пальца жалом крючка. На ногте осталась белая бороздка: крючок был надежный. Коля встряхнул банку с червями, выбрал толстого, внушающего доверие желто-полосатого навозника и ловко надел его на крючок. Коля прошептал давнее, детское: «Ловись, рыбка, большая, ловись, маленькая» — и плавно взмахнул удилищем.

Поплавок встал торчком в оконце между кувшинками. Коля украдкой вздохнул, не в силах унять дрожь нетерпения, повел плечами и потянулся ко второй удочке. Но взять ее не успел: поплавок нырнул, вынырнул, нырнул снова и отлого двинулся в глубину, мерцая красной верхушкой. Коля подался вперед, схватил удилище, дернул его вверх и назад, подсекая рыбу. Леса зазвенела тонко и угрожающе. Коля чуть ослабил ее, и она сама по себе, будто живая, очертила на воде правильный круг. Коля шевелил побледневшими губами, считая круги: первый, второй, третий… На четвертом он снова поднял удилище и понял, что поспешил. Там, в глубине, шла борьба за жизнь. Кто-то не хотел погибать и сражался отчаянно. Сильные толчки следовали один за другим…

— Милая, выручи, — сказал Коля вслух, обращаясь к лесе, и тут же почувствовал, как утомленная рыба неохотно пошла вверх. Не дыша, он подвел ее к лодке и подхватил в подсак. Потирая замлевшее предплечье, Коля разглядывал крупного окуня. Окунь бил хвостом, разевал рот. Словно стараясь напугать Колю, топорщил костяные копья спинного плавника. В своей бронзовой кольчуге чем-то походил он на витязя из старых книжек, поверженного, но не побежденного. Коля смотрел на него с уважением. В какое-то мгновение ему захотелось даровать окуню жизнь и бросить его за борт, но он подавил в себе это желание: счастье улыбнулось ему, и было бы кощунством от него отказаться.

Клев бешеный, непрерывный длился около получаса. Не сопротивляясь, шла красноглазая плотва. Глотнув воздуха, обморочно деревенела и бесчувственной чуркой шлепалась в лодку. Лещ был силен, но дремуче ленив. У речного дна он сопротивлялся упорно, однако наверху, плоско, подобно блину, улегшись на воду, тащился за леской покорно и тупо.

Взял Коля и с десяток окуней вдобавок к килограммовому богатырю, но невидных собою, недомерков.

Вот-вот должно было взойти солнце. Малиново румянился восток. Коля сладко зевнул, потянулся до хруста в костях. Достав из кармана куртки ломоть хлеба, с наслаждением зарылся носом в пористый ароматный мякиш. С мужицкой скуповатостью собрал с колен крошки, бросил их в рот. Прислушался. В кустах мурлыкал ручей. Коля провел языком по сухому нёбу и начал решительно выбирать из воды веревку с камнем.

На берегу, в травах, влажно серебрилась роса. Крохотная птичка, невзрачная, кособокая, на спичечных ножках, шныряла в траве. Ее разлохмаченные перышки были темными от сырости. Коля шел на мурлыканье ручья. Раздвинув кусты, он улыбнулся, лег грудью на узкое русло и припал губами к струе. Жидкий холод покатился по гортани, по горлу, опускаясь к желудку. Вода пахла земляникой. «Хорошо, — благодарно сказал Коля ручью. — Ах как хорошо! Молодец!» Когда он поднялся, на его подбородке висели, сверкая, тяжелые капли.

Эта минута запомнилась ему надолго. Стряхивая с подбородка капли, он сквозь сетчатый занавес листьев увидел на противоположном берегу девушку в красном платье. Запрокинув голову, она бежала к реке от рассыпанных на косогоре изб. Она бежала и гремела цинковыми ведрами. Под эту музыку девушка пела, и Коля не мог не подивиться ее глупости: каждому ясно, что петь на бегу неудобно, да и язык можно прикусить ненароком.

Девушка подбежала к реке. Коля знал ее. Татьянка жила в деревне на косогоре, но часто появлялась в Колином селе, нарядная, со взбитыми по-модному кудряшками. В клубе она самозабвенно танцевала под гармошку, прикрыв голубоватыми веками выпуклые глаза, сильным, резким голосом выводила частушки про любовь. Встречая ее на улице, Коля украдкой глядел ей вслед, она же попросту не замечала его — худого, как прут, вихрастого пятнадцатилетнего подростка.

Река в этом месте была узкая. Коля отчетливо видел Татьянку, ее круглое лицо, вздернутый нос, черные дужки бровей и даже коричневые царапины на смуглых коленках. «Крикливая — раз, ленивая — два, гульливая — три», — мысленно подсчитывал Коля определения, которые давала Татьянке острая на язык бабка. Он был втайне согласен с ней, но сейчас почему-то усомнился, так ли это.

Татьянка поставила ведра на песок и, озабоченно нахмурив узкий лоб, поболтала ногой в воде. Внезапно засмеявшись, взялась руками за подол платья. «Будет купаться», — только и успел подумать Коля. Она сдернула с себя платье одним быстрым движением и, высокая, белая, пошла к воде. Зайдя в реку по щиколотки, остановилась и с деланным вниманием оглядела себя, нагую. Но это была лишь уловка, желание оттянуть минуту, когда надо было броситься в холодную воду. Татьянка медлила, застыв с опущенными вдоль бедер руками и чуть склоненной головой…

В этот миг за Колиной спиной, из-за пригорка сочно брызнули лучи солнца. Татьянка закрыла глаза ладонью. Ее тело вспыхнуло розово, засветилось тепло и чисто… Коля с трудом перевел дыхание, прижал руку к груди…

Татьянка наконец решилась: упала животом на воду, фыркая, поплыла вдоль берега…

За поворотом реки зашумело. Показался, словно игрушечный, творожно-чистый пароходик. К круглому, низкому, над самой водой оконцу приплюснулась (Коля видел) заспанная детская рожица. На палубе было пустынно. Лишь торчала одинокая фигура в черном дождевике с портфелем под мышкой. Фигура сонно покачивалась и плевала в пенистый бурун, вихрившийся за кормой.

Когда пароход прошумел мимо, Татьянка была уже в платье. К ее ногам подкатывались мутные волны. Татьянка терпеливо переждала волны, наполнила ведра и потащила их, пританцовывая под дугой коромысла, к избам на косогоре. Коля провожал ее взглядом до тех пор, пока красное платье не превратилось в едва различимый лоскуток.

Коля осторожно спустился к лодке. Мертвый окунь лежал, разинув рот. Померкла алость его плавников,